Те настороженно отнеслись к человеку с самых низов — судя по его одежде. Но как только Чань оказался рядом, к их настороженности прибавился страх из-за шрамов незнакомца и его необъяснимо властных повадок. Вопросы его были такими конкретными, что лишь потом самые вдумчивые из кучеров поняли: они отвечали этому странному типу так, словно он был полицейским. Выяснив, откуда прибыла каждая карета и кого она везла, Чань спросил, не возвращались ли пассажиры на станцию. Оказалось, что не возвращались — никто из пассажиров даже не заговаривал об этом. Кучера ждали нового вопроса. Чань откашлялся.
— За мной, несомненно, наблюдают из дома — не смотрите на окна, вы там никого не увидите. И если бы кто-нибудь из вас повез меня на станцию, следом немедленно отправили бы другого. Поэтому я приношу извинения, что не смогу воспользоваться вашими услугами. Но буду очень признателен, если вы покажете, в какой стороне находятся каналы…
Говоря это людям, которых ждал немедленный допрос, Чань просто пытался выиграть время. Он прекрасно знал дорогу. И хотя каналы были естественной и даже разумной целью для того, кто намерен сбежать из Харшморта, Ксонк наверняка постарается избегать их, ибо там будет полно драгун. Ксонк тоже не воспользовался услугами кучеров. Где искать его? Оставались конюшни.
Чань потрусил к хозяйственным постройкам, но демонстративно прошел мимо них — пусть те, кто наблюдает из окон, решат, что конюшни его не интересуют. Добравшись до следующего ряда сараев, Чань бросился вправо и припустил со всех ног, обогнул дальнюю стену, потом остановился и замер. Вскоре послышался топот ног по гравию и пропал вдалеке. Чань поспешил назад, вытаскивая бритву из кармана.
Можно было даже не раздумывать. Внутри, на груде соломы, в двух ярдах от входа, лежал ничком одетый в черное конюх. Дальше виднелось открытое пустое стойло. Чань почувствовал, что подошвы липнут к доскам под его ногами, и, сдвинув клок соломы носком в липкую жижу, увидел, что та — ярко-синего цвета. Он вздохнул. Лошади никогда не доставляли ему ни радости, ни удовольствия. Чань повернулся на шорох — в дверях стоял еще один конюх, явно собираясь звать на помощь.
— Тихо! — прорычал Чань. — Кто это сделал?
Недоумевающий конюх посмотрел на своего напарника, потом снова на Чаня.
— Но… я… вы…
— Если бы это сделал я, меня бы здесь уже не было. Тут стояла лошадь, да? Он ее увел?
Конюх безмолвно кивнул.
— Седло! Еще одну лошадь! Твой приятель оправится, — твердо сказал Чань. — Я должен поймать этого негодяя — это наша единственная надежда. Давай скорее — или нам конец!
Конюх бросился делать, как ему велели, а Чань рискнул высунуться наружу. Никто не вернулся, чтобы искать его здесь. Он перевернул неподвижно лежащего беднягу. На ободранной челюсти виднелись белые гипсовые крошки. Чань легонько хлестнул парня по щекам и отошел в сторону — пусть приходит в себя сам.
Несколько минут спустя к нему подвели оседланную кобылу. Чань осмотрел ее и мрачно кивнул (что он понимал в лошадях?), а потом попытался с первой попытки запрыгнуть в седло с правильной стороны. Когда ноги Чаня утвердились в стременах, конюх вывел животное из конюшни и показал единственный возможный для Ксонка путь, а затем шлепнул кобылу по крупу. Та понеслась пулей. Чань сжимал коленями корпус лошади, чтобы не вывалиться из седла, каждую секунду ожидая, что голова его расколется наподобие арбуза.
Вскоре мощеный двор уступил место поросшей травой тропинке. За границами имения тропинка раздваивалась, и левая явно вела к станции Орандж-Канал. Чань остановил кобылу, натянув поводья и неуверенно (так как сомневался, что сможет как надо спрыгнуть на землю и снова сесть в седло) проехался сначала по одной, потом по другой тропе. Если Ксонк поскакал на станцию, значит, он решил вернуться в город. Но без аппаратов графа Ксонк был обречен, и город означал для него верную смерть. Прошло несколько минут, и Чань, постоянно оглядывавшийся через плечо — не видно ли драгун, — на яркой траве северной тропинки увидел синюю лужицу, похожую на помет экзотической птицы. Чань ухватился покрепче за поводья и ударил лошадь каблуками.
Он понесся по лугам. Там и сям виднелись корявые яблоньки: когда-то здесь простирался фруктовый сад, ставший жертвой непредсказуемых наводнений. Ему вспомнилась схватка со стеклянной женщиной, издевательское словцо — «предприимчивый»… Чаню хватало соображения, чтобы понимать: пока у нее остаются надежды заполучить Шарлотту Траппинг, мисс Темпл будет жива. А вдруг мисс Темпл смогла убежать? Она была в саду, а Чань, ослепленный своим приступом, ее не увидел. Потом миссис Марчмур получила пулю в руку, потом все бросились хватать его и Ксонка, и на это ушло минут пять, если не десять. Имея такой запас времени, как далеко можно уйти от исполненных решимости профессиональных солдат? На этих дюнах, среди травы, она бросалась бы в глаза, как лиса на крокетной площадке.
Чань все скакал по пустошам. Миссис Марчмур (две недели назад она еще была шлюхой по имени Маргарет Хук) стала самым ярым его врагом. Да, она была уязвима и вспыльчива, но быстро училась. Она подмяла под себя правительство, отправила Тэкема на поиски пассажиров дирижабля и была готова пожертвовать кем угодно. Недооценивать ее было бы безумием — как и подходить к ней ближе, чем на сотню ярдов, не защитившись оранжевыми кольцами. Женщина? Да… когда-то. А теперь — омерзительная тварь, созданная больным человеческим воображением. Кто знает, когда она станет совершенно неодолимой?
В его памяти вспыхнули слова… ее слова… «нужны машины… нужна энергия…». Чань понял слово «энергия» в широком смысле, как заряд сил, чтобы властвовать над кликой приверженцев. Но что, если имелось в виду другое? В лаборатории графа были картины, химикалии, бумаги, его знания. В камере «собора» стояли машины, но ведь туда еще поступала энергия, питавшая их — через фантастическую систему трубопроводов, печей и бойлеров. Кто бы ни завладел этими машинами, они будут бесполезны без соответствующего источника энергии.
И тут Чань понял, куда направился Ксонк и где его найти. Ключ к отгадке был в бороздах от взрыва фугаса. Взрывчатку доставил Альфред Леврет — тот самый, который руководил работой завода около Парчфелдт-парка, специально переоснащенного под машины графа… машины, которые, несомненно, уже доставлены по новопроложенному каналу и готовы к запуску.
Луга тянулись еще мили три, и Чань начал беспокоиться за лошадь. Ничего не зная о возможностях этих животных, он перешел на шаг. Впереди показалась полоса берез, высаженных на границах имения, хотя все земли в округе ради спокойствия Вандаариффа были захвачены его агентами. За березами шла настоящая дорога, у которой стояла гостиница. Чань свернул и подвел лошадь к лотку с водой. Он рассуждал про себя, соскочить ли с седла самому или нет, когда из дома выбежал мальчик с кружкой пива и стеганым куском материи, подал кружку Чаню и сразу же принялся протирать лошадь. Понимая, что роли распределены и от него требуется лишь пить пиво, Чань присосался к кружке, внезапно поняв, что его мучает жажда. Он вернул мальчику кружку — маленькая, но все же радость, и полез в карман плаща за монеткой, одновременно спросив ленивым голосом, куда ведет эта дорога. Оказалось, одним концом она упиралась в Орандж-Канал, а другим — к одиноко стоящим береговым укреплениям в Максим-Ледуке. Чань вслух заметил, что в гостинице, верно, немного постояльцев, и мальчик покачал головой, принимая потускневший старый флорин: за этот день не въехал ни один. Чань ударил лошадь каблуками под бока и чуть не свалился на землю — кобыла рванула с места в карьер. Он с ужасом подумал о том, как выглядит со стороны, но все же главной его заботой было не свалиться на землю.
