Как будто всего этого было недостаточно, Мойра отличалась от своей старшей сестры еще и тем, что обожала Габриеля. Дело заключалось вовсе не в том, что ей хотелось его заполучить. Нет, такой стиль мышления вообще был ей несвойствен. Хотя она допускала, что перепихнулась бы с ним при других обстоятельствах. Но он ей действительно очень, очень нравился. Они постоянно смешили друг друга и хотя никогда не ходили куда-либо только вдвоем — поступить так показалось бы им странным, — но когда в силу обстоятельств либо благодаря Сэму и Иззи они оказывались вместе, то вели себя словно лучшие друзья, давно потерявшие друг друга из виду, а потом неожиданно встретившиеся, и тут же переходили, как казалось Иззи, на какой-то только им понятный нелепый язык. Из-за этого Иззи, пожалуй, не любила Габриеля еще больше.
Однако, какой бы безответственной и ненадежной ни могла показаться на первый взгляд эта нелепая Мойра, эта, если хотите, недалекая младшая сестренка (в конце концов, такие имеются очень у многих), она, едва услышав, что Габриель ранен, проявила себя самым истинным, преданным и щедрым на помощь другом, какого только можно представить. Она сразу приехала в больницу и села у постели больного рядом с Элли. На второй день она приехала снова и на третий тоже. Она привозила Элли сэндвичи с тунцом и свежие трусики, снабжала ее кофе и бутылками с питьевой водой. Она не плакала, во всяком случае на людях. Она очаровывала медсестер, с которыми ей приходилось общаться, а однажды, когда Элли на часок прикорнула, Мойра села рядом с Габриелем и принялась разговаривать с ним о работе, футболе, а также о том парне, хорватском Джордже Клуни, с которым Габриель однажды встретился и был с ним отменно вежлив, несмотря на то что считал его «одноглазым ублюдком».
Когда Элли проснулась, Мойра тихонько выскользнула в коридор, чтобы принести еще кофе, еще трусиков и еще чего-нибудь нужного. Часто случается — и Элли, будь она сейчас на это способна, могла бы поразмышлять на эту тему, — что самые неприметные тихони, на которых, как вам кажется, едва ли можно положиться, оказываются единственными людьми, которые приходят на помощь, когда вы в этом нуждаетесь.
10
За несколько дней до аварии — какая ирония судьбы! — Джули решила изменить свою жизнь. В небольшом сельском домике в Норфолке Джеймс Бьюкен, человек, с которым она жила, только что положил телефонную трубку, и слова его финансового консультанта еще звучали у него в ушах. «Мой совет, — только что сказал человек на другом конце провода, — заключается в том, чтобы заработать деньги, хорошие деньги, и как можно быстрее, черт возьми».
Джули сидела на диване, перелистывая страницы журнала «Норфолк геральд», и ничем не желала ему помочь.
— Найди работу, — сказала она.
— Но у меня же нет никакой специальности. Чего ты хочешь? Чтобы я стал кондуктором автобуса? Разносчиком молока? Санитаром или привратником в чертовой больнице?
— А что в этом плохого?
— Ой, вот только не нужно изображать из себя дурочку. Посуди сама, ну как это будет выглядеть со стороны? Джеймс Бьюкен, бывшая рок-звезда, и вдруг работает каким-то там кондуктором. Если газетчики прознают, меня поднимут на смех.
Джеймс был толстяк с редеющими длинными волосами, черными и волнистыми. Его полнота отразилась прежде всего на лице, отчего и без того довольно скошенный подбородок превратился в этакое румяное недоразумение. Когда Джеймс потел, то краснел, а когда краснел, лысина у него на макушке становилась похожей на клубничное пирожное. Джули, глядя на него, не переставала спрашивать себя, что именно могло когда-то заставить ее просто заговорить с ним, не то что лечь в одну постель, да потом еще и переехать в его дурацкий дом.
Она глубоко вздохнула и решила все-таки не называть его вслух надутым индюком.
— Ты никогда не был настолько известен. А кроме того, мой отец был кондуктором, — солгала Джули, чей отец на самом деле работал учителем математики.
— Раньше ты мне говорила, что он преподавал математику.
— Но не все же время, — возразила она и вернулась к своему журналу.
Джули знала, что работать он все равно не станет. Джеймсу было сорок пять, и у него не имелось никакой полезной профессии. А на всех рабочих местах, которые не требовали никаких профессиональных навыков, давным-давно трудились двадцатитрехлетние выпускники географических факультетов. Она знала, что устроиться на работу ему все равно не светит, однако иногда, просто ради забавы, она оставляла на видных местах газеты с обведенными в кружок объявлениями о приеме на работу. В последнее время чаще всего требовались стажеры на должность агента по продаже недвижимости и кондукторы автобуса. Однако Джеймс неизменно отвергал и то и другое.
Зазвонил телефон. Джули посмотрела на Джеймса, но тот даже бровью не повел. Снимать трубку явно не входило в его планы. Он не сомневался, что звонят из банка, чтобы напомнить о превышении кредита почти на девять тысяч фунтов, которые он обещал внести еще две недели назад. Или же это звонок из жилищно-строительного кооператива. Тамошний бухгалтер, вероятно, желал напомнить ему, что он уже на три месяца просрочил платежи по ипотеке. И даже если в кооперативе до сих пор не задумывались о том, чтобы забрать у него дом за неуплату, он нисколько не сомневался, что такая мысль еще непременно их посетит. Или это снова звонит финансовый консультант, который имел глупость одолжить Джеймсу пятьсот фунтов месяц назад и теперь был не прочь получить их обратно.
Телефон умолк, и на какое-то мгновение Джеймсу показалось, что все его кредиторы решили наконец оставить его в покое. Правда, причина могла крыться и в том, что ему отключили наконец телефон за неуплату.
Конечно, он всегда мог продать дом. Вырученная за него сумма покрыла бы все долги, кооператив перестал бы ему докучать, да еще у него, пожалуй, осталось бы достаточно денег, чтобы купить квартирку с двумя спальнями в Кингс-Линне.
[44]
Но, кроме этого дома, у него ничего не было, более того, если бы он его продал, он тем самым продал бы единственное, что заработал своим трудом, — таким образом, он продал бы саму свою жизнь, как ни высокопарно это могло звучать. Без этого дома он через год окажется там же, с чего начинал, даже хуже: он окажется в Кингс-Линне. Это его чертовски раздражало. С ним не должно было такого случиться, ведь со Стингом такого не случалось, и с Адамом и его «Муравьями»
[45]
тоже!
Почти двадцать лет назад Джеймс был солистом в постпанковской рок-группе «Собака с тубой». Высшей точкой его карьеры, равно как и высшим достижением всей группы, стал сингл «Рыжая», который в чартах поднялся до третьего места, а в Японии даже держался в течение четырех недель на первом. Благодаря этому синглу последовавший за ним альбом с забавным названием «Пришествие зверей» (кстати, на конверте было изображено множество разных зверей, в том числе розовый носорог и жираф, у которого шея была обмотана длинным-предлинным шарфом, и все они бежали за собакой с большой тубой) продавался очень хорошо, и за ним последовали еще два, уже менее успешных сингла, «Власть насекомых» и «Вечеринка» (шестнадцатое и двадцать восьмое места соответственно). Карьера его пошла на спад, когда мешковатые джинсы и манчестерский стиль бэгги
[46]
вышли из моды. За одну ночь группа «Собака с тубой» скатилась на дно чартов, как некогда Джерри и его дерьмовые попутчики.
[47]
