Когда Джеймс приехал, Майкл сидел рядом с Джули, бормоча что-то искреннее и бессмысленное о том, что его колени уже не те так хорошо гнутся, как раньше, и что, по его мнению, это свидетельствует о чем-то важном. «Да, — шепотом отвечала в его воображении Джули, — о гиподинамии». Услышав, что кто-то вошел, Майкл замолчал.
— Здорово, приятель, как она? Есть какие-нибудь перемены?
— Нет.
— Ясно. А доктора что-нибудь говорят?
— Вообще-то, нет. Когда ее вчера мыли, сестры сказали Линн, что врачи не видят, чем они еще могли бы помочь в данной ситуации. Остается только ждать.
— Что ж, это само по себе уже неплохо, — предположил Джеймс. — Я хочу сказать, раз они ее моют и все такое, то у нее, должно быть, есть шанс.
Майкл только взглянул на него в ответ.
— Вообще-то, я хотел спросить, может, ты хочешь сходить куда-нибудь поесть или выпить кофе… ну, в общем, ненадолго выбраться отсюда?
— Нет, все в порядке, я не хочу отсюда уходить и оставлять ее одну.
— Ясно. Хорошо. А могу я спросить, Майк, почему?
Майкл на мгновение задумался. Почему? Разве это не очевидно? Ведь он не может думать ни о чем, кроме нее, и, несмотря на тот факт, что они даже не целовались, он уже решил: если она очнется, то он попросит ее провести с ним всю оставшуюся жизнь. Ну, может, он и не выскажется напрямую — это было бы чересчур грубо, но в конечном итоге смысл будет именно такой. И все это — а именно то, что он со всеми своими потрохами влюбился в девушку, которая была забавной, хорошенькой, живой и обитала неподалеку от него всего несколько дней назад, — произошло с ним после того, как она оказалась в коме. «Ну не идиот ли я после этого», — подумалось ему.
— Потому что это Джули, — сказал он.
— Ясно, потому то это Джули. А это крутой Майк. Все так и есть… Просто я хотел убедиться. Нет, ты не подумай, ничего такого. Я просто хотел узнать, не встречались ли вы, не было ли чего между вами… ну, прежде. Потому что происходящее кажется мне… немного неожиданным, что ли.
— Нет, Джеймс, не встречались. Конечно нет, — заверил его Майкл, и ему в голову пришла мысль: «А почему, собственно, мы не встречались?» А затем, возможно, потому, что он чертовски устал и любил ту, которая лежала в коме, он подумал: «И почему я потратил такую большую часть своей жизни на ожидание, когда же эта жизнь начнется?»
— Ясно, я просто, знаешь ли, хотел спросить. Спасибо, — пробормотал Джеймс и замолчал. — Хотя в каком-то смысле это неправильно, потому что… ну вы двое подходили… подходите… подходили… друг другу куда лучше, чем мы с ней. Я хочу сказать, в конце мы стали как соседи по дому. Да и в начале, пожалуй, тоже так было. Честное слово.
Вошла Линн. По-видимому, она слышала то, что сказал Джеймс, потому что не посмотрела с такой неприязнью, как раньше, в те несколько раз, когда им приходилось оказываться вместе в палате Джули. Она его просто проигнорировала и посмотрела на Майкла. Тот слегка кивнул ей, и она предложила:
— Хочешь сходить куда-нибудь поесть?
— Да не особенно.
— Пожалуй, тебе следует проветриться, потом можешь вернуться, если захочешь, — произнесла она мягко.
— А ты не против… если я вернусь и побуду здесь еще?
— Конечно нет.
Майкл улыбнулся Линн и сказал Джеймсу:
— Тогда пошли, умнем по сэндвичу и выпьем по чашке кофе.
— Круто, — отозвался Джеймс.
37
Иззи разбудил дверной звонок, нарушив ее прерывистый и недолгий сон. Перед тем она немного всплакнула после напыщенных разглагольствований о том, что ей предстоит невыносимое унижение: стоять в зале суда и выслушивать обвинения в том, что она «играла с огурчиком» лежащего в коме мужчины, который ей даже не слишком-то нравился. Существовала и опасность того, что ее исключат из реестра медицинских сестер и в конечном итоге ей придется работать в забегаловке типа «Пицца Хат». А если дело передадут в суд, ее фотография может появиться в местной газете под заголовком, в котором будут фигурировать такие слова, как «вмешательство» и «мужские половые органы». После этого родители запретят своим детям играть с ее дочерью, а на ней навсегда останется клеймо «ненормальной, которая трогает мужчин, когда они находятся в бессознательном состоянии». Ей, пожалуй, придется перебраться в Новую Зеландию. Только туда, возможно, и не докатится дурная слава о ней.
Конечно, Сэм всего этого не понимал. В какой-то момент ей даже показалось, что он вот-вот улыбнется, но Иззи бросила в него туфлей, и это положило конец подобным поползновениям. К полуночи благодаря вину и неустанным утешениям со стороны Сэма типа: «Мы всегда можем уехать в Америку, там им до нас не добраться», она достаточно успокоилась, чтобы лечь в постель. Элли она звонить не стала: ей и без того было стыдно.
Теперь шел третий час ночи. Иззи лежала неподвижно, ожидая повторения звонка, — просто чтобы убедиться, что он ей не приснился. Звонок повторился, и она толкнула ногой Сэма.
— Там кто-то пришел. Иди посмотри, кто там, пока не проснулась Полли! — прошипела она.
Сэму было не впервой игнорировать Иззи. Он повернулся на другой бок и натянул одеяло на голову.
— Прекрасно! — прошипела она. — Если там обдолбанный киллер, я проведу его прямо к тебе, хорошо?
Сэм слегка пошевелился:
— Возможно, это Элли, тебе не кажется?
Он встал с постели, нашарил рукой халат и побрел к двери.
Иззи глядела в потолок. Может, хоть Мойра преуспела там, где Иззи потерпела столь сокрушительное фиаско? Но вдруг и у нее ничего не вышло? И непрочная нить надежды, за которую так цеплялась Элли, — надежды на успешное завершение процедуры ЭКО, возможно, сегодня окончательно оборвалась. Так что если этот день был плохим для Иззи, то для Элли он мог оказаться еще хуже.
Сэм открыл дверь, и бледная, изможденная Элли вошла в прихожую. Она было начала говорить, но у нее перехватило дыхание. Последнее, что помнила Элли из случившегося в больнице, когда ушла реанимационная бригада и удалились почти все медсестры, — выражение лица той молодой медсестры, которая снимала капельницу, той самой, которая ворвалась в кабинет Сары с вестью об остановке сердца у Габриеля. Элли сидела на стуле рядом с больничной койкой. На том самом, на котором она сидела вчера и позавчера. Сара стояла рядом с ней. Вошла молодая медсестра и прошептала что-то на ухо Саре, которая подошла и посмотрела на стойку для капельниц и опустевший мешочек, еще висевший на ней. Медсестра и Сара переглянулись.
Элли не поняла, что ответила Сара, во всяком случае сперва. Она только услышала ответ медсестры:
— Не знаю. — А потом: — Что мне с этим делать?
На что Сара сказала:
— Отнеси в мой кабинет, пусть полежит там, и не позволяй никому к нему прикасаться.
