– Они взяли пример с отца, – ответил Гаррик.
Мерин задумалась над его словами.
– Я никогда с ним не встречалась, – сказала она. – Но я о нем слышала. С чужих слов он показался мне… – ее голос дрогнул, – довольно неприятным.
– Это слово ему подходит, – согласился Гаррик. Его отец был самым злобным и завистливым из всех знакомых ему людей, его ели поедом непомерные амбиции и в конце концов постигло полное разочарование. – Боюсь, я постоянно вызывал его недовольство, – заметил он.
– Из-за ваших распутных похождений? Я кое-что слышала о вашей репутации, – осуждающе сказала Меррин голосом старой девы, чем вызвала усмешку Гаррика.
А еще ему захотелось ее поцеловать. На мгновение он подумал, что ему придется сесть себе на руки, чтобы удержаться и не дотронуться до нее.
– Частично, – ответил Гаррик. – Отец не одобрял мое поведение, что было несколько лицемерно с его стороны, поскольку сам он славился распутством на все королевство. – Фарн вздохнул. – И еще более неодобрительно он относился к моим академическим амбициям. Он говорил, что они недостойны джентльмена.
На этот раз Меррин не сдержалась и прыснула.
– Но он все равно послал вас в Оксфорд.
– Только потому, что так принято, – объяснил Гаррик. – Он не думал, что я действительно буду учиться. Он считал это неправильным и не соответствующим положению герцога.
– Как необычно, – продолжила Меррин с изумлением – и досадой. – Я бы многое отдала, чтобы получить такое образование, как у вас со Стивеном… – Она замолчала.
И снова Стивен. На сей раз прервать молчание было уже труднее.
– Вы учились со Стивеном в Итоне и Оксфорде, – сказала Меррин. Она говорила немного неуверенно, словно, как и Гаррик, не знала, куда их заведет этот разговор.
– Верно, – подтвердил он и внезапно почувствовал, что ступает на опасную дорогу. Ему не хотелось, чтобы Меррин по ней пошла, но прервать эту тоненькую ниточку между ними тоже не мог. Только она их сейчас и соединяла.
– Стивен очень плохо учился, – нерешительно произнесла Меррин.
– Да, ужасно, – признал Гаррик.
– Вы не пытаетесь меня утешить, притворяясь, что было наоборот. – Судя по голосу, Меррин почти улыбалась.
– Какой смысл? – заметил Гаррик. – Вы же знали Стивена не хуже меня. И вам известно, что у него, в отличие от меня, не было академических амбиций.
– Он был вашим другом. – Меррин произнесла эти слова без малейшего намека на обвинение, просто с грустью.
Гаррик вздрогнул, услышав боль в ее голосе.
– Да, – согласился он. – Стивен был моим лучшим другом. – И вздохнул. Наверное, бессмысленно пытаться ей объяснить? Слишком неубедительно, слишком поздно? Да и захочет ли она его услышать? – Моя жизнь всегда была скована обязательствами, – сказал он. – Дружба со Стивеном помогала мне сбежать от них и отвлечься. С ним я забывал о бремени ответственности, об ожиданиях отца, об обязанностях, которые висели на мне тяжелым грузом с самого момента рождения. – Он замолчал. – Меня с колыбели воспитывали как будущего герцога. И было приятно хоть ненадолго об этом забыть.
– В этом Стивен был мастер, – отозвалась Меррин. – Он отлично умел сбегать от обязанностей. – Гаррик услышал ее вздох. – Отец осуждал его поведение. Мы не могли позволить себе его траты на игру и выпивку. Он был игроком и мотом, а у нас не было денег, чтобы удовлетворить его аппетиты.
Фарн впервые услышал, как Меррин критикует брата.
– Я думал, вы его боготворили? – удивился он.
– Я его любила, – поправила Меррин. – Есть разница. Я любила его, но видела его недостатки. Стивен был со мной милым и великодушным, самый лучший брат, какого я могла только желать. – У нее сорвался голос. – Иногда… – Она продолжила так тихо, что Гаррику пришлось напрячь слух, чтобы ее услышать. – Иногда я очень боюсь, что забуду его, – пояснила она. – У меня ничего не осталось от него, ни вещей, ни картин, ничего материального… Иногда я даже не могу вспомнить его лица. Даже воспоминания искажаются и тускнеют. – Ее голос окреп. – Я знаю, что Стивен поддавался слабостям. Я знаю, что он поступал неправильно. Но все равно, он не заслужил смерти.
Последние слова словно повисли в воздухе между ними. Обвинение и невысказанный вопрос, от ответа на который они оба не могли уклониться.
– Почему вы убили моего брата?
Гаррик не произнес ни слова. Он чувствовал, что Меррин в темноте смотрит на него, почти физически ощущал ее недоуменный и расстроенный взгляд. Ведь он наотрез отказывался обсуждать смерть Стивена, уступить ей, отказывался рассказать, что тогда произошло. Ему очень хотелось это сделать, но он понимал, что не может. Ведь Гаррик поклялся хранить молчание, желая искупить вину и защитить других людей. Однако с каждым днем эта пытка все усиливалась. Прошлой ночью, после разговора с Пурчейсом, Фарн написал письмо. Когда они с Меррин выберутся отсюда и он получит ответ, возможно, он получит свободу действовать согласно своей интуиции. Желание довериться Меррин сейчас, в сближающей их темноте, стало еще сильнее. Его сдерживала только клятва, он не мог нарушить ее. Просто не мог. Долг был его единственным искуплением.
Меррин зашевелилась.
– Расскажите о своей жене, – попросила она. – Расскажите мне о Китти. – Голос ее звучал сердито и раздраженно, ведь Гаррик промолчал, когда она заговорила о Стивене.
Гаррик вздохнул.
– Почему вы спрашиваете?
Говорить о Китти для него всегда было настоящей пыткой. Воспоминания о ней причиняли боль и были полны сожаления. Он не стал тем мужем, какого хотела для себя Китти. Он потерпел фиаско, а потом подвел ее. Он не смог защитить ее, когда это было нужнее всего. Головная боль внезапно усилилась. Гаррик на какое-то время забыл о ней, но она о себе напомнила.
– Вы любили ее? – спросила Меррин, роняя слова, как тяжелые камни.
Горячий и неподвижный воздух пульсировал от эмоций. Как им удалось так быстро перейти от осторожного перемирия к болезненному сражению? Гаррику показалось, что в темноте он сделал неверный шаг. Это расстроило его и рассердило.
– Она была мне небезразлична, – признал Гаррик. Иное было и невозможно, подумал он, вспоминая, как ухаживал за Китти до последних дней ее жизни, наблюдая за неизбывными страданиями после смерти Стивена.
– Значит, вы ее не любили. – В голосе Меррин явственно звучало удовлетворение. – Вам было больно оттого, что жена предпочла вам моего брата?
Гаррик вздрогнул. Это уже напоминало изощренную пытку. Он понимал, что за бесы ее подзуживают. Он понимал ее потребность узнать подробности того давнего дела. Она много лет жила, не имея ничего, кроме вопросов и сомнений. Но ворошение прошлого было бы невыносимо для них обоих.
– Конечно, это причинило мне боль, – сказал он.
– Она любила его.
