Он слушал с напряженным вниманием, брови сдвинулись так, что столкнулись над переносицей.
— Значит, — спросил он хриплым от страдания голосом, — советуете не держаться за племя?
— Упаси, Господи, — сказал я испуганно, — я ничего не советую! Господь дал человеку право выбора. Ты сам должен выбрать. Только сам. И потом, если выбор окажется ошибочным, будешь стучать по башке себе, а не мне.
— Ваше высочество!
— Вернись в шатер, — посоветовал я. — Поговори с ними еще.
— А вы?
Я отмахнулся.
— Мне все равно ночевать в замке лорда Джордана. Оттуда такой вид, такой вид!.. И ты знаешь, что там все безопасно, сам проверял. Иди-иди!
Я повернул его к себе спиной и, подталкивая, заставил войти в шатер.
Альбрехт сказал со вздохом:
— Наверное, вот так терять друзей тяжелее, чем в бою?
Я покачал головой.
— Вообще-то предпочитаю друзей находить. И даже выращивать… ну, из противников. Правда-правда, пару раз получилось. Понравилось!
Зайчик пошел мне навстречу, нижняя челюсть ходит справа налево с таким жутким хрустом, перемалывая нечто в пасти, будто ему кто-то засыпал туда горсть алмазов.
— В замок? — спросил Альбрехт. — Но там в самом деле у лорда нет дочери! Разве что жена…
— Сплюньте, — сказал я сердито. — Учитесь получать высшую радость от реализации великих идей!.. И когда научитесь, мне расскажете.
Зайчик повернулся боком, я неспешно вставил носок сапога в стремя и с достойной лорда солидностью поднялся в седло.
— Утром увидимся, граф.
— Утром через неделю?
— Я вам покажу неделю! — сказал я.
Зайчик тряхнул гривой и пошел красивой рысью, а впереди помчался Бобик.
Извилистая дорога к замку идет между таких высоких и острых скал, похожих на зубы акулы, что даже на арбогастре лучше вот так по ней, чем пытаться напрямик, и мы неспешно петляем, Бобик мчится впереди, но вдруг он там замер и остановился.
Шерсть на нем поднялась дыбом, что бывает очень редко, я услышал хриплое гарчание.
— Вперед, — сказал я тревожно.
Арбогастр сделал три больших скачка, двигаясь, как большая пантера, впереди на дороге, шагах в пяти перед Бобиком, медленно поднимается нечто огромное, красное, будто выкупалось в крови, а на земле потрескивает, остывая, раскаленное пятно. Там пляшут искры и вздымаются огоньки горелой земли.
Он разогнулся, все еще распространяя дым, что валит прямо из тела, оказался гигантом выше меня на полкорпуса даже на арбогастре, в ширину просто чудовище, а по весу тоже раза в три больше, чем мы с Зайчиком.
Дым истончился, я наконец рассмотрел его лицо, наполовину жабье, наполовину крокодилье, даже под челюстью пульсирует желтый кожаный мешок, все тело все еще красное, но быстро становится багровым.
Он уставился в меня узкими щелями глаз, в горле прохрипело, я услышал едва разборчивое:
— Гр-р-рх… Я… сумел?.. Я сумел…
— Смотря что, — ответил я настороженно. — Бобик, сидеть!.. Кто ты? И что хочешь?.. Могу зачислить тебя в ударный отряд. Жалованье положу вдвое, кормежка бесплатная, интимных услуг не требуется…
Он вскинул голову и шумно втянул в себя воздух широкими ноздрями, они трепетали, как щупальца актиний, потом схлопнулись и плотно закупорили отверстия, чтоб ничто не мешало анализу.
— Я… точно, — прорычал он уже отчетливее. — Он здесь… Он близко…
— Поздравляю, — сказал я. — А кто?..
Глава 6
Он посмотрел на меня красными глазами, пасть приоткрылась, показывая массу белых острых зубов.
— Мне нужен, — проревел он гулко, — тот, кто принял… личину Зигфрида…
— Ух ты, — сказал я. — Теперь еще и ты… Старший братец, что ли? Дядя по матери?
Он рыкнул:
— Молчи, червяк…
— Так зачем он нужен? — спросил я с достоинством великого и суверенного лорда. — Как его непосредственный командир, я просто обязан знать! И перлюстрировать.
— Умолкни, человек, — рыкнул он. — За ним долг… он должен умереть…
Я изумился:
— С какой стати? Он давно уже просто человек, с вашим миром не связан. У него здесь свои долги.
Он прорычал люто:
— Я знаю!.. Нашли… твари его племени!.. Его назад!.. Нет, я не!.. Он даст новое племя?.. Нет, не даст!..
— Ты против? — спросил я. — Или ты не совсем против, а как бы альтернативно?
Он раскрыл пасть шире, глаза загорелись красным так, что оттуда пошел недобрый свет, как от костра.
— Его нашли, — проревел он, — чтобы он!.. Я не позволю!.. Я убью и съем его мозг…
Арбогастр подо мной беспокоится все сильнее, глаза тоже горят красным, роет землю копытом и готов броситься на чудовище. Бобик то и дело оглядывается на меня, хотя словно словами я его сдерживаю, а знаками могу послать в атаку.
Я крикнул, стараясь, чтобы голос звучал как можно убедительнее:
— Он отказался возвращаться! Так что нового племени, что угрожало бы твоим законным и, без всякого сомнения, суверенным интересам, не будет! Будет твое моноплемя без всяких конфессий и всяких мультикультурностей…
Монстр проревел таким низким голосом, что начала вздрагивать земля:
— Он., не… мог…
— Что?
— Не мог… отказаться…
— Отказался, — заверил я. — Он с рождения терся среди людей, потому не знает и не хочет вашей, без всякого сомнения, замечательной жизни. Он тебе не соперник!
Он остановился и всматривался в меня щелями глаз, я уже решил, что убедил, но он тряхнул башкой и прорычал люто:
— Нет… надежнее… съесть. А то вдруг… вернется?
— Да с чего вдруг?
Он рыкнул:
— Может передумать…
Вдали простучали копыта, я узнал коня Зигфрида, у него такой частый и нервный перестук, каким отличаются очень быстрые и пугливые лошади.
— Он не передумает! — закричал я погромче, чтобы он не услышал приближения Зигфрида.
Монстр рыкнул громыхающе:
— Твои хитрости, существо… ничтожны… Он приближается… и смерть его будет быстрой…
Я сказал громко и убедительно:
— И все себе испортишь? Так издалека добирался… и вот так сразу? Если так уж надо убить — убей, но сперва переговори с ним, хорошо?
Он рыкнул:
— Зачем?
— Тебе же самому, — закричал я, — будет приятно! Посмотреть в глаза врагу, насладиться его страхом перед тобой, таким огромным и всесильным, попугать, а потом не сразу сожрать, а по кусочку, чтобы тот визжал и вырывался…
