Выглядит он мило, но это явно не жилище самого Глена Вудруфа. С его характером и запросами было бы что-то более строгое, чопорное и бесцветное.
Я постучал в калитку, массивную, из толстых досок, кольцо на широкой медной пластинке с замысловатыми украшениями. По ту сторону послышались шаги, крохотное окошко распахнулось. Я увидел один глаз и темные мешки под ним, а глухой голос прорычал недовольно:
— Хто?
— А не видно? — спросил я. — Принц Ричард изволит торчать здесь. Таких людёв надо узнавать.
Из-за двери донеслось поспешное:
— Да я узнал, но подумал, померещилось.
— Открывай, — велел я тем голосом, что отсекает любые возражения.
Дверь приоткрылась раньше, чем привратник сообразил, что сделал то, чего делать ему не велено, но уж больно голос у меня командирский, вообще-то я молодец, кое-что умею и без магии… хотя, возможно, в моем голосе она теперь тоже иногда проявляется.
Я толкнул створку по-хозяйски, привратник отпрыгнул в сторону, мелкий и заросший бородой до пояса, хотя и не старый с виду.
Он торопливо поклонился.
— Ваше высочество, но я не…
— Чей это дом? — прервал я властно.
— Леди Альвареллы, — ответил он послушно и потерянно.
— Глен Вудруф там?
Он вздрогнул и ответил запинаясь:
— Ну… если вы все знаете…
— Знаю достаточно, — сообщил я.
— Доложить, ваше высочество?
— Не стоит, — ответил я великодушно. — Я не церемонный. Веди, я в спину не вдарю.
Мы поднялись по ступенькам, он забежал вперед и распахнул дверь. В холле навстречу быстрыми шагами вышла молодая женщина, очень хозяйственная с виду. Что-то в некоторых есть вот эдакое, из-за чего их отличают от остальных и охотнее берут в жены. Глаза расширены до предела, что вообще-то ей очень идет, а возможно, нарочито их таращит, некоторые женщины этому перед зеркалом обучаются подолгу.
Я поклонился, она вскрикнула испуганно:
— Кто вы, сэр?
— Ричард, — ответил я, — можно просто Ричард.
— Но, — проговорила она, трепеща всем телом, — что случилось?
— Просто зашел проведать старого друга, — сказал я успокаивающе. — Мы с ним немало покуролесили… Он не рассказывал, как однажды мы гирганиек насиловали?.. ой, что это я, я хотел сказать, вместе на облака любовались… Где он у вас… гм, трудится?
— На втором этаже, — ответила она еще испуганнее, — в последней комнате.
— Можете не провожать, — разрешил я милостиво.
Второй этаж чист, все расставлено на местах настолько правильно, что сразу чувствуется женская рука, которой не мешали возвышенные мужские указания, как сделать жизнь лучше.
Я толкнул дверь, не заперто, человек за письменным столом испуганно вскинулся, охнул, вскочил, глаза расширились тоже настолько широко, что я заподозрил, не родственники ли они с леди Альвареллой и не упражняются ли перед зеркалом вместе.
— Ваше высочество, — прошептал он и быстро посмотрел по сторонам, — что случилось?
Я покачал головой, взял стул и сел по-кавалерийски, опираясь локтями и грудью на спинку.
— Это я у вас спрашиваю, Глен. Раньше вы были всегда при короле, он называл вас правой рукой и говорил, что вы знаете все… А сейчас вдруг исчезли.
Он пробормотал:
— Это не моя вина.
— А чья?
— Меня начали загружать работой, — ответил он быстро, — которая… за пределами дворца! Сказать по правде, я сам хотел бы с вами встретиться.
— Вот встретились, — ответил я. — Говорите.
Он на цыпочках подбежал к двери, прислушался к шагам в коридоре, так же бесшумно вернулся.
— Ваше высочество, — произнес он, — все дело в том… готовы ли вы помогать королю и дальше.
Я изумился:
— А что дает право предполагать иное?.. Кстати, можете сесть.
Он нервно поклонился.
— Спасибо, вы очень добры. Как вы, вероятно, уже знаете, в королевстве всегда было не все гладко.
— А что, — спросил я с интересом, — дает вам предполагать, что я такое знаю? Дела вашего королевства вне поля моих интересов.
Он покачал головой.
— Правда? Я полагал, что вы все замечаете. У вас иногда бывает вид такого умного человека… В общем, кое-кто в королевстве полагает, что король хорош, но в трудные годы войны больше подошел бы его сын Клавель. Он уже опытный военачальник, сам участвует в боях, жесток, умеет подчинять людей и заставлять выполнять его приказы.
Я перебил:
— Кое-кто — это насколько много?
— Ну, — ответил он стесненно, — это в самом деле очень немного, горстка, но среди них есть и очень важная фигура, которую не обойти…
— Кто же это?
Он снова огляделся по сторонам и ответил так тихо, что я едва-едва расслышал:
— Королева…
Я помолчал, как-то я о королеве старался не думать, хотя слишком много косвенных намеков указывает на ее странную заинтересованность.
— Настолько серьезно?
— Да, — ответил он шепотом.
— А как считаете вы? — спросил я.
— Не все так просто, — ответил он с тоской.
— А что не так?
Он вздохнул, посмотрел на меня снизу вверх с долей недоверия во взгляде.
— Вы можете сказать, ваше высочество, что я передаю сплетни… во многом будете правы, однако в них слишком много такого, чего не опровергнуть…
— Например?
Он отвел взгляд в сторону.
— Мне очень неприятно такое говорить, поверьте, но слишком многие поговаривают, что курпринц Клавель не родной сын его величества. Более того, лица, близкие к окружению ее величества королевы, проговорились, что ее в свое время активно посещал граф Джонатан Сандерс. Да, был такой… хотя он есть и сейчас, но, когда их связь грозила выйти наружу, королева настояла, чтобы он удалился из дворца в свое поместье.
— Гм, — проговорил я, — то-то и мне кажется, сыновья короля должны быть покрупнее. Правда, второго я не видел, но этот Клавель… мелковат.
Он воскликнул обрадованно:
— И вы заметили?.. Как хорошо, ваше высочество, а то я ненавижу передавать сплетни.
— А второй сын? — спросил я.
Он вздохнул, лицо омрачилось.
— Вылитый король Ричмонд в молодости. Как по внешности, так и… повадкам. Пьет, гуляет, со всеми придворными дамами переспал, даже со служанками. Науку управления королевством изучать не желает, играет на лютне и собирает у себя музыкантов.
