Вид у него, как говорится, краше в гроб кладут, лицо не просто бледное, а почти желтое, как у мертвеца, под глазами темные мешки, белки покраснели, явно всю ночь не спал, стараясь предугадать решение Верховного Суда Лордов.
У двери мои Коллинс и Эрлбах, чему я весьма изумился, а под стеной молчаливые герцог Кристофер Экклестон и граф Джон Берроуман, знатнейшие вельможи королевства, чья очередь сегодня прислуживать королю, в том числе и держать перед ним тазик для ополаскивания рук.
— Ваше величество, — сказал я осторожно, — в котором часу будет оглашен приговор?
— Обещали во второй половине дня, — ответил он, поднял голову, виновато улыбнулся. — Здравствуйте, сэр Ричард. Полагаю, уже совсем скоро.
— Ничего, дождемся.
— Простите, — сказал он, — что без церемоний, но вы сами настаивали, чтобы все как можно проще.
— Спасибо, ваше величество!
— Начнем, — сказал он все тем же потерянным голосом, — сразу после обеда. Через часик. Я слышал, вы придержали пока свою сотню воинов во дворце?
Я ответил мирно:
— Вы же сами пригласили их отдохнуть перед отъездом.
— Гм, — сказал он, — да присядьте же вы! Вот это кресло очень удобное, прошу.
— Благодарю, ваше величество. Вы очень заботливы. Но о вас тоже не мешало бы позаботиться.
Он грустно улыбнулся.
— В последнее время я тоже, неловко в этом признаться, но тоже это чувствую. То сердце пошаливает, то дышать трудно… Мне задают вопросы… почему ваши люди при оружии… и практически все охраняют входы и выходы?
— Вы король, ваше величество, — напомнил я. — И никто не смеет спрашивать, почему вы так поступили. Просто изволили! Вот и все. Восхотели!
Он спросил тише:
— Полагаете, усиленные меры безопасности… необходимы?
— Я человек осторожный, — ответил я уклончиво. — Боязливый даже. Что позволяет мне чуточку реже попадать в опасные ситуации, чем получалось бы при моей дурости и беспечности.
Он слегка улыбнулся, заметив противоречие, но улыбка получилась очень грустная.
Королева Сабриния вошла плавно, подол длинного платья волочится следом, и кажется, что королева не идет, а плывет, аки лебедь, по глади блестящего пола. За нею вдвинулись две фрейлины, чопорные и невзрачные, как глубоководные рыбы.
Я перехватил полный неприязни взгляд королевы, брошенный в мою сторону, но тут же она улыбнулась и пропела нежно:
— Ах, и Ричард Завоеватель здесь… Ваше высочество, я надеюсь, вы разделите с нами трапезу?
— Лучше я с вами пообедаю, — ответил я и пояснил: — Не люблю ни с кем делиться. Стараюсь захапывать все. Господь сотворил человека властелином мира, как помните.
Ричмонд рассеянно улыбнулся.
— Да, из вас получится настоящий король. Не то что из меня.
— Короли бывают разные, — сказал я, — самые лучше из них те, которые почему-то не остаются в истории, так как не затевают кровопролитных войн и не захватывают чужие земли.
Он взглянул на меня искоса и с недоверием, словно не верит, что я могу понимать такую запрятанную от взора историков истину.
Сабриния села в кресло, что пышностью не уступает, а превосходит тронное королевское, это вообще-то недопустимо, фрейлины встали по обе стороны высокой спинки, отступив на полшага, ровные и неподвижные, с застывшими лицами.
— Дорогой, — произнесла Сабриния и посмотрела на Ричмонда таким тяжелым взглядом, что даже я ощутил его неподъемный вес, — я велела привести нашего сына к нам на обед. Прости, я не знала, что будет и принц Ричард.
Я произнес великодушно, не сдвигаясь с места:
— Я могу вообще-то и оставить вас в кругу семьи…
Она посмотрела на меня и уже открыла рот, чтобы согласиться с моим великодушным предложением, но я взглядом дал понять, что вот хрен встану, меня пригласил король, а если даже и не приглашал, то у меня наглости не меньше, чем у ее сыночка, прижитого от некого графа.
— Это не обязательно, — произнесла она кисло, почти прошипела, — мы вполне можем пообедать… вчетвером.
— Это хорошо, — сказал я. — Из общей тарелки?
Ричмонд улыбнулся.
— Ваше высочество, сожалею, но в этот раз вам все заграбастать не удастся. Вон видите, ставят каждому по мисочке.
— По тарелке, — поправила королева уязвленно, — из чистейшего серебра!.. Изготовленных лучшими ювелирами королевства!
Я ответил мирно и с неким подтекстом:
— Я не слишком разборчив ни в еде, ни в средствах, мадам.
Она запнулась с ответом, а в это время за дверью раздался приближающийся топот тяжелых сапог, звяканье металла. У самой двери грохот оборвался, послышались грубые голоса.
Когда я оглянулся, через порог переступил незнакомый мне рыцарь и произнес с холодной учтивостью:
— Ваше величество, принц Клавель доставлен!
Мне показалось, что он обращается больше к королеве, чем к королю, что и понятно, все во дворце знают, кто корону просто носит, а кто королевством правит.
Хорошо, мелькнула мысль, что хоть принц, а не курпринц, а то бы и эти могли принять от Мунтвига.
Клавель перешагнул порог предельно надменный, с выпяченным вперед и вскинутым гордо подбородком. Одет щегольски, ни следа кандалов или цепей, только и того, что стража осталась у двери и следит за каждым его шагом, но это может быть и для того, чтобы не дать его растерзать слишком уж патриотичным бриттийцам.
Он вздрогнул и впился на короткий миг в меня ненавидящим взглядом, но тут же с самым равнодушным видом прошел к оставленному для него месту и опустился на сиденье.
Сабриния прощебетала заботливо:
— Я распорядилась, чтобы для тебя приготовили куропаток, ты же их особенно любишь!
Клавель буркнул:
— Спасибо. Но в армии я научился не перебирать еду.
— Ты не в армии, — воскликнула она. — Здесь все тебе будут стараться услужить!
Он поморщился.
— Надолго ли?
— Сынок!
Он отмахнулся.
— Мама, перестань. Через час будет решение Верховного Суда Лордов. Где меня обязательно постараются приговорить к смертной казни!
Ричмонд взглянул на него грустно и покачал головой.
— Нет-нет, сын мой! Как ты можешь такое даже подумать… Они не посмеют. Они знают, что такое потерять своего наследника, и никогда так не поступят.
Я перехватил его взгляд на Клавеля, смотрит почему-то с виноватой улыбкой, и я потрясенно понял, что он всегда так смотрел, еще с момента младенчества поняв, что это не его родной сын, но не сказал жене, не сказал никому, но — мало того, еще и чувствовал свою вину, что вдруг он недостаточно уделял внимания жене, потому так получилось, а потом боялся, что недостаточно уделяет внимания сыну, вдруг тот думает, что отец его не любит, потому что все знает…
