— Мои поздравления, — сказал он учтиво. — Кстати, как ваши… доспехи?
Я скосил глаза на свою грудь, посмотрел на обе руки. Рубашка на мне великолепная, чистая, никогда не мнется, как и штаны с сапогами, и, как подозреваю, всегда самая модная.
— Спасибо, — ответил я. — Зигфрид, ты можешь идти. Приготовь все в шатре, нам тут придется остановиться хотя бы на пару дней.
Зигфрид кивнул, и они со Скарлетт умчались, а я повернулся к Хреймдару. Он продолжал смотреть с вопросом в глазах.
— Вообще-то как-то забываю о них, — признался я. — Настолько удобные, что вообще… Когда нужно, доспех, когда нет — простая одежда. Хотя и как одежда пару раз спасала мою шкуру… ну, не жизнь, а именно шкуру, не давая ее продырявить. А так даже не помню, что на мне.
— Это по-мужски, — одобрил он со странной интонацией.
— А что? — спросил я с легкой настороженностью. — Может меня как-нибудь ночью придушить?
Он покачал головой.
— Нет. Напротив, будет служить верой и правдой. Я покопался в старых летописях, кое-что нарыл.
— Ну-ну?
— Это пока не абсолютно точно, — предупредил он, — но я все больше склоняюсь к мнению, что это и есть шкура или доспех Нимврода, как ее ни назови.
Я порылся в памяти, спросил неуверенно:
— Это тот гад, который легендарный охотник? От его стрел не уходил ни один зверь?
Хреймдар сказал с усмешкой:
— Не только. По легенде, он вызывал на поединок самого Бога и пускал в облака стрелы. Однажды одна из стрел вернулась окровавленной, и он решил, что ранил или убил Бога…
— Птичку подстрелил? — предположил я. — Ну-ну, а почему это именно та самая?
Он понизил голос:
— Это не простая шкура. Когда Первозмей соблазнил Еву, он был прекрасным и красивым животным в таком же человеческом теле, как и мы с вами. Может быть, даже красивее, все-таки у Всевышнего был вкус… Потом создавал разных зверей… а когда решил сотворить Адама, просто взял за образец лучшее из сотворенного и создал такое же точно из глины, вдохнул душу… дальше вы знаете.
Я сказал пораженно:
— Немудрено, что бедная Ева их перепутала!
— Так вот, — сказал Хреймдар, — Господь того Первозмея в ярости превратил в ползающего по земле гада, отняв у него даже руки и ноги — что за зверское наказание! — а его великолепную сверкающую шкуру отдал Адаму. Адам носил ее всю жизнь, потом передал Сифу, тот перед смертью дальше своим потомкам… В летописях есть не только о Нимвроде, который получил ее по наследству… В общем, в конце концов, она долго лежала без хозяина, потеряла цвет и форму, потому и выглядела, как простая вода, а теперь вот снова служит радостно и охотно.
— Погоди, — сказал я с сомнением, — но если она переходила из рода в род… это как бы родовая реликвия? И чужому служить не будет?
Он прямо посмотрел мне в глаза.
— Да.
— Но я, — пробормотал я, — при чем тут я? Мой народ с далекого севера…
Он улыбнулся с той снисходительностью, когда смотрят на милого и глупого ребенка.
— Вы полагаете, что ваш народ, как бы далеко он ни забрался от Эдема, ничего не имеет общего с Адамом?
Я покосился на рубашку, плотно прилегающую к телу, такие называют приталенными, в ней всегда тепло, на солнце не жарко, никогда не пачкается, а при необходимости мгновенно превращается в доспехи.
— Когда ее носил Адам, — пробормотал я, — это было шкурой, потому что тогда раньше других одежд не существовало, верно?
Он кивнул.
— Думаю, вы правы.
— И сам Адам просто помыслить не мог ни о чем другом?
Он сказал сдержанно:
— Во времена Нимврода, возможно, это было нечто пышное, яркое и красивое… Однако не спешите узнавать все тайны этой шкуры.
— Мне не до того, — ответил я почти искренне, в самом деле экспериментировать некогда, но как-нибудь выберу время, попробую сотворить или перевоплотить во что-то такое, что могу представить пока только я. — Скорее всего, просто о ней забуду.
Глава 15
Через трое суток мы снова выступили в поход, держась прежнего направления строго на запад. Здесь земли показались не столько побогаче, сколько меньше затронутыми войной, словно это королевство и есть то осиное гнездо, откуда вылетели эти смертоносные шершни войны.
На ночлег обычно останавливаемся в деревнях, заодно опустошая их на предмет продовольствия. Хотя страна эта явно принадлежит противнику, но я запретил особенно уж обижать местных крестьян. Все-таки хоть и враги, но не по своей воле.
За все время нас всего трижды настигали дожди, все еще по-летнему бурные и короткие. На земле мгновенно появляются ручьи и вздуваются с каждым мгновением, но через пару часов от них не остается и следа, а вскоре и сама почва снова становится сухой и звонкой.
Еще дважды поднявшись в небо, я пришел к мысли, что королевства расположены совсем не так, как представлял, когда везли мощи Тертуллиана или когда я ехал по заданию инквизиции искать сэра Галантлара в далекий замок Амальфи.
То ли они сами сдвинулись, что маловероятно, обычно слегка меняются только очертания, когда приграничные лорды принимают покровительство то одного монарха, то другого, то ли те, кто тогда указывал дорогу, не владели точной информацией.
Только вот теперь, когда лечу, растопырив крылья, и вижу с большой высоты земли, горы, реки, леса и озера, могу с достаточной точностью определить границы, привязывая их к заметным ориентирам вроде высоких гор, больших рек или озер.
Даже короли не имеют точных карт своих владений, вон как я удивил короля Ричмонда и его секретаря, указав не только точные расстояния между городами и реками, но и выявив пару опасных проходов между горными цепями, которые Ричмонд считал непроходимыми.
Сегодня во время марша ко мне примчался на взмыленном коне конник и прокричал, что замечен отряд мунтвиговцев, но едут в нашу сторону с белым флагом.
Ко мне быстро съехались наши лорды, заинтересованные и встревоженные, окружили с вопрошающими взглядами.
Я проговорил в нерешительности:
— Просто ждем.
В напряженном ожидании прошло с полчаса, наконец между двух невысоких холмов показались ярко и богато одетые всадники со знаменем Мунтвига, а рядом простой воин несет развевающийся белый флаг.
— Какой-то подвох, — сказал я Норберту. — Пусть священники возьмут кресты и святую воду.
— А наши алхимики, — добавил он, — свои штуки?
— Обязательно!
— Сделаем, — ответил он. — Мы в чужом краю. Надо быть готовыми ко всему.
Они остановились на полдороге, сзади приблизились еще несколько всадников, все в дорогих доспехах, инкрустированных золотом и драгоценными камнями, не простые свиньи. Знамена реют над их головами с такими затейливыми гербами и девизами, что я даже не стал всматриваться, все равно не знаю.
