– Врет! Все врет! – закричал Дуагим. – Это подстроено. Он этого не мог сказать! Выключите его!
– Подождите, – сказал Милодар так, что император, кинувшийся было к экрану, остановился на полдороге. – Пускай он кончит!
Словно подчиняясь приказу, Парфан оторвал ладони от лица и, не скрывая текущих по щекам слез, продолжал:
– Этот мерзавец ничего от меня не скрывал. Он бахвалился своим преступлением, полагая, что я никогда никому не посмею о нем рассказать. Он сказал, что прошел в башню с шампурами и вертикально установил их на ложе императора. Он рассудил, что если император возникнет на ложе, то шампуры окажутся у него внутри и убьют Эгуадия. Так и случилось. Он видел, как тело императора материализовалось на ложе, – император лишь успел издать ужасный крик, заглушенный стенами башни, и, обливаясь кровью, умер. Тогда Дуагим скинул его с ложа, сам лег на окровавленные простыни и очутился в моей лаборатории. Он был радостен, как испорченный ребенок, он потирал окровавленные руки, он приплясывал, потому что его план удался! Теперь, сказал он, мы припишем это загадочное убийство землянам, и никто не подумает, что в башню можно проникнуть не снаружи, а из вчерашнего дня… Он потребовал, чтобы я его напоил. Он напился, и тут я понял, что он убьет и меня. Может, не сегодня, а когда почувствует, что от меня исходит угроза разоблачения. Ведь Дуагим понимает, что, если ему придется выбирать между машиной времени и властью, для него важнее власть. Империя! А я слишком много знаю. И сейчас, когда приехала госпожа из ИнтерГпола, я понял, что мои дни сочтены…
– Выключи его, – усталым голосом произнес император. – Слушать противно эту клевету.
Кора выключила телевизор.
– Эту пленку мы будем беречь пуще своего ока, – сказал Милодар. – Дай ее сюда.
Император сделал шаг, чтобы отнять кассету у Коры. Он сообразил, что Кора не сможет отдать кассету голограмме – изображению человека, которого здесь нет. А Кора здесь одна – ее некому защитить.
Вдруг он увидел, как пальцы Милодара сомкнулись на кассете и она исчезла из комнаты.
– У нас есть некоторые профессиональные секреты, – улыбнулся Милодар. – Так что, я надеюсь, первый указ, который сегодня утвердит император Дуагим, предпишет освободить всех землян. Второй…
– Какой второй указ? – спросил Дуагим. – Почему вы замолчали?
– О вашем отречении, – тихо сказал Милодар.
– Нет! Я всю жизнь стремился к этому!
– Даже императоры должны подчиняться некоторым человеческим законам, – сказал Милодар. – Спокойной ночи.
Кора не стала прощаться с императором и Гимушкой. Но, увидев в холле сидевшего в кресле полковника Аудия Реда, которому накладывали гипс на сломанную руку, она сказала:
– Не всегда следует проявлять инициативу, коллега.
Аудий Ред заскрежетал зубами.
Маленькая герцогиня подбежала к Коре, и Кора поцеловала ее в щечку, чтобы ей не было обидно. Нянька в рогатой шляпе проворчала:
– Наши дети не целуются с простолюдинами.
– Господи, няня, какая ты идиотка! – вздохнула маленькая герцогиня. А ее братик добавил:
– Скорей бы в лицей! Вы не представляете, как нам надоело домашнее образование.
Кора оглянулась. Кот Колокольчик, угадав, кого она ищет, выскочил из-за кадки с пальмой и подбежал к ней.
Кора подошла к стойке, узнала, что ближайший космический корабль к Галактическому центру уходит через три часа, и пошла наверх собираться. Потом она купила ошейник и намордник котику и дала телеграмму бабушке Насте:
«Вологодская область. Великогуслярский район. Деревня Пьяный Бор. Орват Анастасии Тадеушевне.
Прилетаю послезавтра. Приготовь коврик, привезу с собой котика. Твоя любящая внучка Кора».
Подлетая к Земле, Кора включила в каюте телевизор. Передавали последние новости. Две из них касались Коры.
«На Нью-Гельвеции произошла революция. Народ сверг тирана Дуагима, в президенты вот-вот будет избран известный демократ герцог Кальяри…»
«Из антарктического центра ИнтерГпола сообщают о страшной трагедии, постигшей известного комиссара Милодара. Одна из его юных жен, Джульетта, отравила его из ревности к своей сестре Макбетте. В настоящее время комиссар находится в реанимации, осваивает свое новое тело».
– Всюду жизнь! – сказала Кора котику. Тот был сыт и доволен. Глаза его смежились, а из груди вырывался мерный рокот.
