Она постаралась отвлечься, представить что-то приятное. Например, запах кожаной куртки Дэвида.
Она спустилась в кухню. Там мама пекла оладьи.
— Почему ты не спишь, мама? — спросила Мерри.
Кэмпбелл уже десять дней работала по двенадцать часов в сутки. Начинала смену в пять часов дня и заканчивала лишь в пять утра. После работы отсыпалась. Единственное, на что ее хватало, — немного погулять на свежем воздухе или уделить часок домашней работе. Сегодня был первый день ее отпуска. Впереди две недели отдыха, заработанного тяжелым трудом.
— Не знаю, — честно призналась Кэмпбелл. — Не могу заснуть.
— Ты любишь спать.
— Не больше, чем ты.
— Ну… У меня дела, — сказала Мередит.
— Я слышала, как вы с Мэллори кричали друг на друга. В чем дело?
— Мы поссорились.
— Обычная ссора? — поинтересовалась Кэмпбелл.
— Обычных ссор у нас уже не бывает, — призналась Мередит. — Мы крупно поссорились. Я хочу кофе. Можно?
— Нет, — не задумываясь, отказала мать.
— Я хотела бы иметь отдельную комнату.
Кэмпбелл отрицательно покачала головой.
— Сначала отец разбирает стену, а я как каторжная крашу, а теперь ты не хочешь спать с сестрой в одной комнате. Это уж слишком!
— Сейчас мы с Мэллори живем как бы в разных мирах.
— Понятно. Значит, ночью вы с сестрой очень сильно поссорились…
— Ну да… Не знаю…
— Мэллори чувствует себя виноватой из-за ожогов, которые ты получила? — спросила Кэмпбелл.
— Да, — выдавила из себя Мерри, — что-то вроде того… Ты что, подслушивала?
— Нет. Вы кричали как резаные. Стены нашего дома толстые, но не настолько же… Значит, вы вчера сильно поссорились…
Кэмпбелл поставила перед дочерью тарелку с горкой оладий. Ее сестра Эми, у которой был летний домик в Вермонте, снабжала семейство Бриннов очищенной патокой. Потом села за стол сама и положила себе на тарелку три оладьи.
— Она чувствует себя в долгу перед тобой, — сказала она. — Такие случаи известны в психологии. Люди сердятся на других, если чувствуют, что находятся перед ними в неоплатном долгу.
— Ты уже говорила, что у Мэллори посттравматический стресс.
— Возможно… Возможно, говорила… Ты хочешь об этом поговорить? — спросила Кэмпбелл.
— Ты не поймешь, мама.
— Я не близнец, но я мать.
— Все равно не поймешь.
— Послушай, моя мама любила повторять: разговорами дело не ухудшишь. Давай обсудим твои отношения с Мэллори.
— Бесполезно. Ты и понятия не имеешь о наших отношениях.
— Гвенни меня предупреждала.
— О чем? — спросила Мерри.
— Когда вы родились, она сказала, что вы станете необычными детьми, не такими, как большинство. Мне будет непросто понять вас, возможно, даже труднее, чем любой другой матери. Должно быть, она была права. По крайней мере, она знает, о чем говорит, не понаслышке…
— А разве у бабушки есть сестра-близнец?
— Была. Сестра Гвенни умерла, когда им исполнилось столько лет, сколько вам сейчас.
— Да ну? — с округлившимися от удивления глазами воскликнула Мерри. — Бабушка нам об этом не рассказывала.
— Думаю, из-за того, что душевная боль от утраты до сих пор беспокоит ее, — сказала Кэмпбелл. — Во всяком случае, ты объясни, а я попытаюсь понять. Когда кто-то является частью тебя, слышать такое неприятно. Если кто-то является частью твоего естества, ты будешь страдать вместе с ним.
— Правильно, — взглянув на мать, сказала Мередит. — Как раз так мы себя и чувствуем. Я и Мэлли.
Разрезав оладью на восемь частей, она принялась делить каждый кусочек пополам.
— Мерри, — грустно сказала Кэмпбелл, — я говорю не только о вас, девочки мои, но и о себе. Вы были частью меня.
— Ой! — Мерри не хотелось обижать маму. — Мы любим тебя, мама!
— Любите, — согласилась Кэмпбелл. — Не переводи продукты. Съешь хоть кусочек.
Мерри попробовала. Оладья успела остыть.
— Ну? — напомнила ей Кэмпбелл о прерванном разговоре.
— Раньше мы видели одинаковые сны… — начала Мерри.
— Знаю. Раньше вы ходили во сне и переговаривались.
— Да ну?!
— Вам тогда было по два-три года.
— А сейчас мы не…
— Вы не ходите во сне, — поспешила успокоить дочь Кэмпбелл.
— Сейчас нам не снятся одинаковые сны.
— Может, со временем все и пройдет. Тебя это беспокоит? А Мэлли? Ее это очень тревожит?
— Больше, чем меня, — призналась Мерри. — Я просто стараюсь не зацикливаться. Раньше наша жизнь была похожа на полет в одном самолете: можно смотреть в иллюминатор и разговаривать с другими пассажирами, но место назначения определено заранее и мы всегда друг у друга на виду.
— А сейчас вы не можете «видеть» друг друга?
— Нет. Сейчас мы просто спим.
— Надеюсь, вы при этом высыпаетесь, — с надеждой в голосе сказала Кэмпбелл. — Я беспокоюсь за вас. У тебя такой вид, словно ты бодрствовала всю ночь.
— У меня больной вид? — чуть не выронив вилку, спросила Мередит.
— Нет. Всего лишь уставший.
— Знаешь старую шутку? Когда люди говорят, что ты хорошо выглядишь, это значит, что ты похудела. Когда люди говорят, что у тебя усталый вид, то…
— …ты выглядишь, как доходяга, — закончила за нее мать. — Я знаю эту шутку.
Тим зашел в кухню, налил себе кофе, поцеловал Мерри и Кэмпбелл в макушки и вышел.
— Папа такой сонный, — сказала Мерри. — Ума не приложу, как ему удается доезжать до работы в таком состоянии.
— Я тоже. Слава богу, существуют ремни безопасности. Значит, все дело во снах?
— Не только. Мы не…
Раздался стук. Они умолкли и уставились на дверь. На пороге стояла Мэллори. Она уже переоделась, чтобы идти в школу. Мерри и Кэмпбелл неприятно поразили мертвенно бледное лицо и темные тени у нее под глазами.
— Лейбайт, — мягко сказала она.
Мерри поднялась с места. Ее лицо было встревоженным.
— Мама, Дрю уже приехал.
— Девочки, подождите немного, и я отвезу вас.
— Нет, мама, у меня контрольная робота, — сказала Мэллори и вышла.
Мерри, пожав плечами, последовала за сестрой.
Кэмпбелл заметила, что в этот раз она не взяла бело-зеленую сумку-рюкзак с логотипом команды черлидеров. Вот уже год Мередит всюду таскала ее с собой, а теперь эта сумка из толстой шерстяной ткани с густым ворсом сиротливо лежала на полу. Кэмпбелл вскочила, собираясь броситься за дочерью с сумкой в руках, но машина Дрю уже отъезжала от дома.
