Когда Мэлли была чем-то расстроена, она начинала болтать на той тарабарщине, на которой лопотала в младенчестве.
— Что? — не поняла Кэмпбелл. — У воды? Не в пруду, не в реке? У воды?
Она уже замучила дочь, по нескольку раз задавая одни и те же вопросы. Нервный тик исказил лицо Кэмпбелл. Перед ее мысленным взором отчетливо предстало видение топкой холодной жижи у речного берега. Конечно, Мередит и Мэллори плавали как рыбы, но…
— Мерри у речки?
— Нет, мама, — отрезала Мэллори. Она подняла голову и встретилась взглядом с глазами матери. — Я же сказала тебе. Водяные капельки. Не плавательная дырка.
— Дождь?
— Мама! — вдруг рассердилась Мэллори.
Она не отличалась терпеливым характером, и ее благодушное настроение могло в мгновение ока смениться взрывом гнева. Кэмпбелл чувствовала себя полной дурой из-за того, что чуть не довела дочь по истерики.
— Перестань! — крикнула девочка.
Кэмпбелл огляделась. Кажется, никто из семейства Бриннов — ее муж, престарелые тетушки, родные и двоюродные сестры, а также их потомство, — не заметил вспышки гнева Мэллори. Тим и его отец с дядьями, следуя древнему закону мужского братства, отправились вслед за полицейскими и теперь, наверное, или плетутся за розыскными собаками, или своим запахом мешают им отыскать след Мередит. Растерянные женщины остались на месте и были заняты приготовлением кофе.
Кэмпбелл подумалось, что происходящее как нельзя лучше доказывает справедливость теории относительности. В каждой минуте — лишь шестьдесят секунд, но эти секунды растягивались в ее восприятии подобно жевательной резинке, а потом рвались, чтобы через секунду начать растягиваться снова. Кроме Кэмпбелл, лишь свекровь сохраняла видимости спокойствия, неподвижно сидя на одной из качелей. Гвенни с жалостью поглядывала на невестку, не осмеливаясь к ней подойти. Должно быть, она думала не столько о внучке, сколько о покойной сестре.
Впрочем, сейчас мысли свекрови интересовали Кэмпбелл меньше всего.
Прошло полчаса.
Она снова посмотрела на часы. Еще три минуты…
— Нашли! Мы нашли ее! Нашли!
Крики раздавались со стороны леса.
Кэмпбелл с такой силой сжала руку Адама, что тот вскрикнул. Бедный мальчик! Он не мог понять, за что мама наказала его. На детской кожице остались красные отметины. Глубоко вздохнув, женщина разрыдалась. Теперь она могла себе это позволить.
Дородный пожилой полицейский вынес Мерри из леса и поставил на ноги. Девочка побежала было в распростертые объятия мамы, но потом, внезапно изменив направление, бросилась к сестре.
— Ты смотрела на воду? — спросила Мэлли, вытаскивая репей из густых, блестящих на солнце черных волос Мередит, которые доходили до плеч.
У самой Мэллори стрижка была значительно короче, волосы зачесаны назад, а на голове красовалась шляпка с пером.
— Бистер! — сказала Мередит. — Я смотрела долго!
Она наклонилась и погладила сестру по лицу, как делают это слепые при знакомстве. К великому изумлению Кэмпбелл, Мэллори тоже начала прикасаться к ее локтям, запястьям и коленям, не сводя глаз с лица сестры. Девочка проверяла, не получила ли Мередит серьезных повреждений.
Отдышавшись после полуторамильной пробежки по гравийной дорожке вниз по холму с маленькой девочкой на руках, полицейский сказал Кэмпбелл:
— Мэм, она сидела тихо, как мышка. Это вы научили ее оставаться на месте в случае, если она потеряется? Как разумно! Она наблюдала за скалой, с которой…
— Падала вода, — закончила за полицейского Кэмпбелл.
Она посадила Мерри к себе на колени и прижалась к ней, вдыхая смолистый запах сосновой хвои, которым пропиталась головка дочери.
— Спасибо! Я вам так благодарна!
— Ну… — замялся дородный полицейский, — вы, значит, знаете это место…
— Сестра Мередит знает, — туманно ответила Кэмпбелл.
Посмотрев на свекровь, она счастливо улыбнулась. Гвенни кивнула в ответ и послала Кэмпбелл и внучке воздушный поцелуй.
К ним уже спешили родственники.
Последняя ночь счастливого неведения
До Нового года оставалось всего два дня. Скоро девочкам исполнится тринадцать лет.
Кошмар был очень реалистичен. Мэллори Бринн на мгновение показалось, что она умирает… Горящая золотистая ткань, подобно гигантской паутине, упала ей на голову и обернулась обжигающим коконом. Она раскрыла рот и вдохнула, но ткань забилась ей в нос и горло, сжигая слизистую. Ее обожженные легкие судорожно пытались вобрать в себя воздух. Тщетно! Последняя мысль Мэллори была о маленьком Адаме и двоюродных братьях и сестрах. Она надеялась, что Мередит сумеет выбраться с ними из горящего дома…
— Вставай! — крикнула Мередит.
Мэллори застонала, отмахиваясь, словно прогоняя кошмарный сон.
— Мэлли! Я уже третий раз тебя бужу. Соберись! Ты что, хочешь проспать день рождения?
— Господи! — прошептала Мэллори, приподнимая голову с подушки.
Она ущипнула себя за руку, желая убедиться, что жива, что там по-прежнему живая плоть, а не обугленные кости.
— Я совсем забыла! Такой ужасный сон! Мне снилось, что я живьем сгораю в пламени пожара.
— Мне на мгновение показалось, что ты умираешь. Мэллори! Мне становится страшно, когда ты впадаешь в такое состояние. Ты не заботишься о себе.
— Я устала от тренировок.
Даже зимой она играла в европейский футбол в спортзале.
— К тому же я ненавижу тусовки, — снимая носки, сказала Мэллори.
Застенчивость мешала ей общаться с новыми людьми. Когда с ней знакомились, девочке казалось, что ее колют невидимой вилкой.
— Ты ненавидишь вечеринки?! — шутливо вскричала Мередит. — Да как ты при этом вообще можешь быть моей сестрой?!
— Я… ну… Я не знаю, что говорить. Я не могу болтать всякую чушь типа «Ух! Элли вся в белом, и Кристал тоже. Какой отстой — равняться на мажоров!».
Мэлли казалось, что она достаточно убедительно изображает подруг сестры.
— Мои подружки такого не говорят.
— Говорят. Говорят!
— Это твои подруги так разговаривают.
— Фигушки, у меня таких подруг нет.
В глубине души Мерри признавала правоту сестры. Теперь, когда обе девочки повзрослели, многое изменилось. Мальчишки не хотели тусоваться с Мэллори из-за ее застенчивости. Сестра страдала множеством комплексов и не могла пересилить себя. В лучшие подруги она выбирала себе старших девочек из футбольной команды «Восемьдесят девять». Те испытывали к ней симпатию, но не более: ни одна старшеклассница добровольно не захочет остаться на ночь в спальне с тринадцатилетней девочкой, если родители последней не заплатят ей за услуги няни.
