— Хорошо! — не выдержала я однажды. — Я знаю, что проявила слабость, когда разрешила уехать ему якобы фотографировать. Я понимаю теперь, что он подавал мне сигнал, а я сознательно закрывала на это глаза. Но если бы я запретила ему уехать, то он ушел бы от меня еще раньше! Наша семейная история оказалась бы намного короче.
— А разве это было бы худшим из того, что могло случиться? — тихо произнесла она.
— Я любила его! — выкрикнула я. — Я прикипела к нему душой! Мы были командой. Что вы хотите сказать? Что цивилизованное расставание детям было бы легче перенести?! А как же наши общие воспоминания? У нас все было хорошо! До его первого отъезда ни ему, ни мне не на что было жаловаться!
— Думаю, что вам следовало принять во внимание перемены, — заметила Джанет.
— Зачем?
— Затем, что в итоге сценарий вашего развода оказался, худшим из плохих. Вам пришлось испытать горечь разочарования, раскрыть его обман, а Гейб и Каролина подвергали себя опасности, не говоря уже о том, какую психологическую травму они получили. Ненависть возникает только в крайних случаях. — Из-за меня? Это я виновата?
— Подождите, — подняв вверх руку, произнесла Джанет. — Я этого не говорила. Честно говоря, я не имею права винить вас в том, что вы закрывали глаза на очевидные факты, по одной простой причине: я не вы. Я не была замужем за этим человеком.
Странности поведения Лео, которые вы описали, проявлялись постепенно, поэтому они становились привычными для человека, прожившего с ним много лет. Это я могу и понять, и принять. Но теперь важно принять то, что произошло. Связать разлуку с Лео и состояние вашего здоровья, Джулиана, вы смогли только потому, что страшно разозлились на своего мужа. Поверьте, что существуют совпадения. Подумайте сами: если бы Господа попросили доказать свое существование каким-то знаком, например, чтобы над вами пролетел орел, а он не появился, то на следующий день вы просто забыли бы об этом.
— Связывать все события воедино не стоит, я поняла. Но что остается? Остаюсь я. Одна.
— Да, и впереди много работы, которая даст вам возможность справиться со своим гневом.
— Боже, я уже ощущаю себя психопаткой. Работа с гневом.
— Это не имеет значения. Самое главное — осознать, что в данный момент и вы, и ваши дети страшно сердятся на Лео. Перестаньте напоминать им, что он их отец, которого надо уважать. Не стоит говорить о том, что в будущем они поймут его. Это только их выбор. По мнению ваших детей, их отец поступил неправильно, и никакие милые сердцу воспоминания этого не исправят. Это поможет и вам перестать ощущать себя жертвой. И выглядеть как жертва. В мешковатых брюках и бесформенных свитерах. Жизнь мчится, Джулиана. Если она мчится мимо, то стоит спрашивать только с себя.
Ей легко было говорить.
В моей жизни появился Мэтью. Мэтью Макдугал, который был влюблен в меня еще в седьмом классе, а теперь стал очень популярным хирургом в Бостоне. Я была очень польщена тем, что он прочел мои стихотворения, и они ему даже чуть-чуть понравились. Но после развода с Лео мне было очень плохо, даже, несмотря на то, что я разговаривала с очень остроумным и интересным собеседником. Мэтт был вдовцом. Его жена погибла в автокатастрофе, а дочь чудом выжила. Удивительно, что даже спустя двадцать пять лет Мэтт не скрывал, насколько дороги ему воспоминания обо мне, его школьной любви. Для меня же в этом, не скрою, был сладкий миг мести. Невинной мести. Ах, ты нашел себе двадцатипятилетнюю инструкторшу Пилатеса, которая варит джем? А я нашла себе пластического хирурга. Не стоматолога, а хирурга! Он творит чудеса в операционной, а не собирает ягоды. Он превращает изуродованные детские лица в кукольные, а не считает тупо до ста, выполняя очередное упражнение.
Конечно, у меня не было Мэтта, в том смысле, как у Лео была Джойос. Да я и не ставила себе это целью.
Я помнила Мэтта, как очень малорослого мальчика. У него была внешность эльфа. Он танцевал со мной, хотя я была на голову выше, и смотрел с обожанием. Прошли годы, и, когда объявили встречу выпускников, я вспомнила о нем, но без волнения. Я знала, что он первым среди ровесников понес большую потерю, когда его жена Сьюзан погибла, и он остался на руках с крошечной дочкой. Я послала ему записку на своей фирменной бумаге, украшенной моими инициалами (я теперь часто использовала ее для составления списка покупок). Хотя факт публикации моего произведения и «огромный» чек в пятьдесят долларов были для меня приятным сюрпризом, я все равно недоумевала, зачем врачу интересоваться журналом, посвященным поэзии.
Я удивлялась и тому, зачем он попросил меня позвонить, а еще больше тому, что я позвонила.
Я была одинока.
Мне хотелось ощутить себя желанной, чтобы человек, который меня не видит и не знает, что я хожу, спотыкаясь, а иногда произношу слова заплетающимся языком, захотел меня.
— Чем ты сегодня вечером занимался?
— О, был занят по горло. Помыл машину, а потом отправился за новой книгой. По дороге домой я выпил чашку кофе, хотя знал, что в моем возрасте лучше от этого воздержаться, иначе потом не заснуть…
— Я столько и за неделю не успеваю.
— Да перестань. Друзья говорят мне, что я самый скучный из всех, кого они знают. Спортивный зал, еда навынос, сон сразу после вечернего выпуска новостей. В прошлом месяце я решил несколько разнообразить свою жизнь и привести в порядок пару кустарников. Я взял в библиотеке книгу. В конце концов, я ведь хирург. Теперь по собственному опыту я знаю, насколько это трудное дело. После моей работы кустарники выглядели так, словно по дому пронеслись дети. Нет, как будто мой дом облюбовал Ку-Клукс-Клан.
То, что он мне рассказывал о своем доме, о своем камине, о своих приятелях Шоне и Луисе, приобщало меня к обычному миру, к обычным людям, которые что-то делают просто для смеха, а что-то ради удовольствия. Эти трое отправились охотиться на фазанов. Отец Шона дал им ружья. Они уже ездили прошлой осенью в парк, где разрешена охота, но на этот раз случилось так, что они отправились в тот самый день, когда егеря завозили дичь. Фазанов выгрузили из машины, и Мэтт с друзьями удивленно наблюдали за тем, как птицы не торопятся никуда улетать. Охотники обменялись взглядами и, не говоря ни слова, положили свои ружья на заднее сиденье машины.
— На этом мое увлечение охотой закончилось, — сказал Мэтт. — Теперь я официально любитель рыбалки. Через пару недель отправляюсь в отпуск. Надеюсь, форель на меня не будет в обиде. Период увлечения игрой на гитаре, я так полагаю, впереди.
Он заставил меня забыть о невзгодах и улыбнуться.
Но после того, как Каролина уехала от нас и началось долгое влажное лето, я чувствовала себя уже не в силах болтать с Мэттом и даже с Кейси и Гейбом. Моя дочка, Кошка Кэт, прислала несколько дежурных отчетов: она ходила на рыбалку, она познакомилась с квакерами, Амос начал ползать. У меня складывалось такое ощущение, будто она тычет меня лицом в новую жизнь ее отца. Я каждую неделю звонила ей на мобильный, и оставляла сообщения, если она не отвечала. Она редко мне перезванивала. А если это и происходило, то разговаривала моя дочь односложно: «Мам. Привет. Угу. Хорошо. Пока». Ничто не могло тронуть ее за живое. Открытка, адресованная Гейбу на день рождения (он выбросил ее, но я вытащила из мусорной корзины), была подписана «Кэт Штейнер».
