— Но ты не хочешь видеть меня снова. Встречаться со мной.
— Я этого не говорила.
— Не сейчас.
— Ну, не знаю, — честно призналась я. — Все зависит от того, что ты ждешь.
— Это зависит еще и от того, на что ты надеешься, — сказал Мэтт. — Джули, мне пора идти. Я хотел спросить: ты знаешь, что была первой девушкой, с которой я поцеловался? Тебя тогда выбрали президентом класса, помнишь?
Я забыла об этом, но теперь, когда он напомнил мне, я вспомнила. Аромат мятной жевательной резинки. Сжатые губы. Я стою, прислонившись спиной к стене библиотеки.
— Теперь вспомнила, — ответила я.
— Я ждал двадцать пять лет, чтобы повторить это, Джулиана. Я ждал еще в школе, еще в колледже, а потом я встретил Сьюзи.
— Как ты думаешь, тебе хочется этого так страстно, чтобы вернуться в те времена, когда верилось в невинное и хорошее, когда мы еще не знали, что все оборачивается не столь радужно, как мы предполагали?
— Нет, нет, Джулиана, — горячо возразил он. Я услышала, как он обратился к кому-то, сказав, что освободится через минуту. — Далеко не все воспоминания, относящиеся, как ты говоришь, ко времени невинности, остаются с тобой. Те, что проносишь через всю жизнь, скорее всего, имели для тебя большое значение.
— Ты романтик. Тебе придется простить меня, за то, что я не разделяю твоего настроения.
— Джули, позволь мне увидеть тебя снова…
— Не лучшая мысль, признаюсь честно.
— Давай встретимся и все обсудим. Никакого давления. Кейси пожала плечами и кивнула. Почему нет?
— Даже то, что ты так просишь, — уже давление, — сказала я.
— Ну, хорошо тогда.
Я, не задумываясь повторила его слова:
— Ну, хорошо тогда.
— Хорошо что?
— Хорошо, мы увидимся. Но когда? После Рождества?
— Вообще-то говоря, я думал об этой субботе.
Глава тридцать первая
Дневник Гейба
Накануне Дня благодарения я получил от Лео письмо, в котором он приглашал меня к себе. Он хотел, чтобы я провел с ними праздники, обещая выслать мне билет на самолет. Поскольку у меня оставалось время до занятий с репетитором, которая оказалась очень милой леди, деловой и практичной, я решил ответить незамедлительно.
Я написал: «Дорогой Леон, мне придется отклонить твое приглашение по причинам личного характера, а именно: я тебя не переношу. Не хочу обидеть тебя, Леон, так как, по идее, нужно восхищаться своим отцом. Мамин психотерапевт предложила мне составить список твоих положительных качеств. Мне нравилось, как ты разговариваешь. Мне нравилось, как ты относился к своим родителям. Мне нравилось, что ты знаешь все о бейсболе. Все. Я так полагаю, что если тебя восхищают всего три качества отца против тридцати положительных качеств воспитателя твоей младшей сестры, то это повод для серьезных размышлений. Наверное, мы спишем мое решение на то, что я все еще сержусь, но, боюсь, нам придется списывать и мое нежелание тебя видеть в ближайшую… жизнь».
Я подписался «Гейб Джиллис» и сделал приписку: «Нашу семью, кажется, охватила мода менять имена. Я решил не отставать. Я долго размышлял и пришел к выводу, что должен принять имя Штейнеров, как вторую фамилию, иначе я оскорблю чувства дедушки, а он такой классный парень. Великолепный. Как странно срабатывает генетика, правда?»
Я отправил письмо по дороге к дому Донны, моего репетитора, решив, что если не сделаю этого немедленно, то либо забуду, либо передумаю.
Парень, который приезжал к моей матери, снова приехал после Хэллоуина. Они поужинали, и мама выглядела такой довольной, цветущей, в платье, которое дала ей Кейси. Она почти всю работу теперь делала сама, лишь изредка обращаясь ко мне за помощью: сверить какие-то данные или позвонить кому-нибудь. За это она платила мне десять долларов в час. У меня не было времени посмотреть ее бумаги, но однажды, когда Рори спала, я все же, сделал это. Я нашел еще одно стихотворение. Оно было вложено в конверт, вернее, в два конверта, потому что мама собиралась отослать его и в «Перо», и в журнал «Городская жизнь» (я подумал, что шанс невелик). Я переписал это стихотворение, которое называлось «Страдания маленькой мамы».
Божья коровка, улети с небес,
Здесь твоих деток не похитит бес.
Божья коровка послушалась меня,
И детки ее сгорели от огня.
Божья коровка радости не знала
И с тех пор на небе только и летала.
Божья коровка, не мучай ты себя,
Деток твоих ведь спас я от огня.
Божья коровка взглянула на меня
И, грустно сказала: «Жестокий мотылек,
Ты сам не понимаешь: Суров был твой урок».
Я решил, что стихотворение довольно приличное и забавное, но меня ужасно поразило то, какого, должно быть, моя мама низкого мнения о мужском поле. Мне было интересно, включала ли она и меня в число бездушных особей? Или только отца? Скажу точно, что к Мэтью это не относилось, потому что после ужина он снова появился в нашем доме и вывез всех нас в Милуоки, где он остановился в шикарном отеле. Я подумал: «Ага, старый трюк. Путь к сердцу женщины лежит через задабривание ее детей». Но он почти не обращал на меня внимания, только рассказал, почему решил выбрать своей основной специальностью пластическую хирургию. История потрясла меня своим драматизмом. Мэтью не отрывал взгляда от мамы, словно она была какой-то редкой картиной. Должно быть, ей было приятно, что есть человек, который смотрит на нее с таким восхищением. Мэтью вел себя безупречно. Он показал Рори фотографии своей дочери на лошади по кличке Дива. Девочку звали Келли. Она училась в одном из колледжей в Нью-Йорке, хотела стать журналисткой или ветеринаром. Или профессионально объезжать лошадей. Девочка выглядела удивительно. У нее были самые длинные светлые волосы, которые мне только доводилось видеть. У Мэтта была большая ферма неподалеку от Бостона. Двенадцать акров. Он много путешествовал, выступал на многочисленных конференциях и проводил мастер-классы, так как изобрел новый способ исправления волчьей пасти у детей.
Я провел его к машине, которую он нанял, потому что мама старалась не ходить на большие расстояния, особенно с другими людьми. Она очень волновалась, что может упасть и поставить всех в неловкое положение, хотя сейчас у нее была более или менее хорошая координация.
— Чем ты занимаешься, Гейб? — спросил меня Мэтт.
— Я на домашнем обучении. У меня проблемы с восприятием.
— Тяжелые?
— Как они говорят, не все так плохо, но и не радужно.
— В разговоре с тобой этого не замечаешь.
— Я и не хочу, чтобы меня считали тупым.
— Ты хочешь в школу?
— Если от нее будет, хоть какой-то толк.
— К важным решениям в своей жизни люди приходят в разное время. Возможно, ты надумаешь продолжать образование только после того, как тебе исполнится двадцать.
