Он не выдержал, сел на кровать и заплакал. Ксения присела рядом, начала рассказывать:
— Это вы в роддоме, где ты родился. Ты у мамы на руках… Она умерла, когда тебя забрали… не смогла пережить. Сначала все было прекрасно. Ты родился таким крепеньким — настоящий бутуз! А через месяц мы пошли делать прививку. Вечером у тебя поднялась температура, почти сорок, тебя забрали в больницу, а через три дня сказали, что ты умер. — Она всхлипнула.
— Но вы не поверили? — спросил Воронцов.
— Малыш, тело которого нам отдали, был совсем не похож на тебя. Маленький, худой… Врач, Никифоров, сказал — это из-за болезни. Мы были в таком отчаянии… — она вытерла слезы и продолжила: — И только на похоронах твой отец увидел — у того мальчика было десять ноготков на руках… а у тебя только девять… И тогда мы поняли, что в этой больнице тебя подменили. Твой отец поднял на ноги всех… Но у этого Никифорова оказались очень высокие покровители. Мы ничего не смогли доказать. Твоя мама заболела, и вскоре ее не стало…
— А отец начал свое расследование? — переспросил Воронцов.
— Да, и оно стоило ему жизни. Но он успел узнать, что Никифорова что-то связывает с этим детским домом… Он часто бывал здесь… Делал детям какие-то инъекции… Отец следил за ним… И однажды увидел эту женщину…
— Галину Васильевну?
Ксения кивнула:
— Да. Он вспомнил, что несколько раз видел ее в больнице, куда забрали Кирюшу, то есть тебя… А здесь, в детдоме, эта женщина заведовала хозяйством. В больнице ей было нечего делать. Отец понял, что это одна шайка…
— Я думаю, он был прав, — задумчиво произнес Воронцов.
— Кирилл, как ты можешь находиться здесь, зная, что она сделала?
— Я должен выяснить все до конца. Кто стоял за этим преступлением? И, главное, зачем это кому-то было нужно? — решительно заявил Воронцов.
Тетка смотрела на него с пониманием.
Володя вышел на связь со следователем Мариной Снегиревой.
— Ты не один интересуешься этими висяками, — сообщила Марина. — Три года назад сын одного из убитых заявил, что следствие намеренно допустило халатность. Сейчас… вот… Ольшанский Никита Михайлович.
Андрей пытался разговорить Митю, чтобы понять, что связывало его родителей и Воронцова, но Митя знал не так уж много. Да, он встречал тетю Наташу несколько раз, да, они с папой о чем-то говорили, но о чем? Митя не слышал… Вот если бы Андрей расспросил самого Воронцова, то, возможно, узнал бы побольше.
Воронцова и Ирину Исаеву действительно многое связывало. Однажды она пришла к нему, когда он с сыном гулял на улице, на детской площадке. Наташа Колчина, он знал ее под этим именем, страшно нервничала. Воронцов попытался ее успокоить, она тревожно оглядывалась, как будто боялась кого-то.
— Я пыталась кое-что выяснить… насчет твоего отца… обстоятельств его смерти… — сказала Наташа. — Почему он застрелился, и насчет твоего усыновления… Так вот, я узнала, что… меня тоже удочерили.
Воронцов был поражен. Не может быть!
— Сначала я тоже не поверила, а потом… потом стала потихоньку вспоминать… Знаешь, это как переводная картинка… Постепенно появляется изображение… Я жила в детдоме… совсем маленькой… И там были врачи. Они что-то со мной делали. Мне было так страшно. Они проводили какие-то опыты… — она готова была заплакать.
— Опыты? — переспросил Воронцов. — Скажи, а номер детдома — восемь? В старой усадьбе?
— Да… в усадьбе графа Щербатова. А ты откуда знаешь?
— Печать этого детдома на моих документах об усыновлении, — мрачно ответил Воронцов.
— Ты тоже там был?
— Судя по документам — да. Но, знаешь, что самое странное? Меня усыновили младенцем. А насколько мне удалось узнать, в этот детдом принимали детей только с шести лет.
Наталья едва сдерживала слезы:
— О господи… Значит, все это делалось нелегально?.. И наши родители замешаны в этом?..
— Ты еще кому-то об этом рассказывала? — взволнованно спросил Воронцов.
— Моему психологу. — Наталья испугалась. — Она под гипнозом помогала мне вспоминать… И еще одному моему знакомому. Он юрист, хотел вместе со мной разобраться в этой истории. Но он умер. — И добавила через силу. — Мне кажется, его убили. Кирилл, мне так страшно…
Андрей не решился поговорить с Воронцовым, вместо разговора ребята предпочли по привычке провести обыск в его комнате и в первую очередь проверить компьютер. Вика предположила: даже если Воронцов уничтожил фотоальбомы, в компьютере могли сохраниться копии.
Странная папка нашлась в «Архиве», она называлась «Андрей и Надя». Вика открыла папку: Воронцов зачем-то фотографировал Андрея и его сестру, то вместе, то по отдельности. Вот они идут за руку, вот Надя в столовой ест кашу, вот она вместе с Алисой…
Ребята тревожно переглянулись. Воронцов собирает досье? Зачем? Для кого?
Анна сидела в библиотеке и разбирала свои бумаги. Вдруг она нашла фотографию, ту, где она вместе с братом. На обороте было написано «Я все знаю». Анна так перепугалась, что, вскочив, бросилась к себе в комнату, чтобы немедленно позвонить Никите. Володя, все это время наблюдавший за ней, тоже поспешил к себе. Он сам установил прослушку у Анны в комнате. Оставалось только спровоцировать Анну, что он и сделал, подбросив ей фото.
Закрывшись в комнате, он надел наушники…
— Привет, сестренка! — прозвучал мужской голос.
Анна взволнованно спросила, все ли с ним в порядке. Брат отвечал бодро, даже весело: да, у него все отлично. Он сегодня целый час плавал в бассейне. Физиотерапевт его хвалит, говорил, он здорово продвинулся.
Анна облегченно вздохнула: «Слава богу!»
Никита слегка напрягся: а у нее как дела? Она постаралась придать голосу беспечности и заверила брата в том, что у нее все в порядке. Но он не поверил. Анна созналась:
— Мне подбросили фотографию, где мы с тобой в больнице. На обороте написано: «Я все знаю».
— Что? — теперь и Никита испугался. — Кто это может быть?
— Я не знаю.
— Аня, немедленно уезжай оттуда. Игра не стоит свеч! — взволнованно потребовал Никита.
— Ты с ума сошел? Речь идет о твоей жизни!
— Я уже в порядке. Правда! Мне намного лучше…
— Никита, тебе лучше, пока ты пьешь лекарство, — твердо произнесла Анна. — А лекарство есть только у них. Значит…
— Но они же тебя используют! — в отчаянии воскликнул Никита. — Сколько это может продолжаться?
— Не волнуйся, скоро все закончится. — И добавила виновато: — Не надо было мне тебе звонить, только расстроила. Я просто хотела убедиться, что у тебя все хорошо.
— Да я-то в порядке, сестренка… Но если с тобой что-то случится, я себе никогда не прощу.
