— Чем же, лэд? — вежливо спросил тот.
— Когда вы умрете, меня больше не будут искать. Ведь вы не вернулись к нему и не сказали, куда я улетел.
На суровом лице черноволосого появилась усмешка, словно какой-то ребенок только что сказал глупость.
— Спешу заверить вас, лэд, умирать мы не собираемся. Но пусть вы тешите себя мечтой о невозможном. Я ничего не имею против. — Старый эльф поднял на меня взгляд. — По мне, так надежда пуста. Разве что вы слепите из сахара меч и с боем прорветесь на палубу. Однако, боюсь, конфетный клинок не сможет одержать верх над гальгеррэ. Вам нечего противопоставить нам, кроме своей гордости. Великий лес подарил нам удачу не бояться вашей магии. Потомок Первых, не обладающий магическим даром, — это приятный сюрприз от судьбы.
Черноволосый, слыша эти слова, вновь улыбнулся:
— Каково это — быть выродком в великой семье… лэд?
Я улыбнулся в ответ:
— Слова наемника не оскорбляют меня. Я хотя бы знаю, кто моя семья.
Я попал в цель — он дернулся, пальцы на рукоятке меча побелели. Квезаллэ набирают из самых бедных социальных слоев нашего общества. Обычно из брошенных детей.
— Жаль, что я не могу отрезать ваши уши, лэд, — процедил он.
— Моя голова ценна именно с ушами.
— Но я с радостью увижу, как ее отрубят, чтобы все знали, что происходит с преступниками.
— Тогда наберись терпения, наемник.
— О, этого у нас достаточно, — вмешался Старый. — Не желаете ли сыграть, лэд?
Убийца достал из своей сумки доску для сиэлвэ — игры, популярной в моем народе.
— Если это позабавит нас обоих — почему бы и нет?
Доска представляла собой круглое поле, разделенное пополам. На каждой половине три дороги — короткая, средняя и длинная. Все они заканчивались в центре — серебряном озере, колыбели всех эльфов. Игроку следовало выбрать путь и, бросая кости, довести свое дерево до озера быстрее противника. При кажущейся простоте правил все решала смесь удачи и тактики.
Фигурки дубов, стоило выбрать дорогу, начинали движение, как только останавливался кубик. Они застывали лишь на ключевых участках, где следовало кидать еще раз и быстро просчитывать варианты, выбирая альтернативные тропы, которыми была иссечена вся доска.
Я довольно быстро вырвался вперед, но затем застрял на перекрестке, и убийца нагнал меня.
— Сколько у вас побед, лэд? — внезапно спросил он меня, качая кубик на ладони.
— В этой игре? Я не брался за нее с детства.
— Воздушных побед.
— Много.
— Больше чем у всех, кто летает в этом небе. Я уверен. Командир эскадрильи «Золотая стрела», участвовавший в восьми военных кампаниях. Не понимаю, лэд. Неужели так сложно было согласиться на девятую?
— Мне кажется, ты не был ни на одной войне. Ты квезаллэ, а такие, как ты, живут убийствами. Так что не путай меня и себя. Мне не нравится убивать. Особенно если это лишено смысла и для войн нет причин.
— У кираллэты иное мнение.
— Политики часто готовы не считать потери, которые несет их народ. Даже если эти потери катастрофичны для нации.
— Вот за такие слова вас и ждет казнь.
— Совсем не из-за них ты меня ловил, — рассмеялся я. — Все дело в амбициях шеллэна. Он хочет выслужиться перед ней. А для этого ему нужен я.
— Ваши слова лишь иная грань измены. — Он бросил кости, уже видя, что эту партию я выиграл и моему дереву осталась до озера всего лишь клетка по самой сложной, короткой дороге.
— Изменить самому себе куда хуже. Я, в отличие от вас, не подчиняюсь приказам, если считаю их неразумными. И не желаю говорить матерям, почему их сыновья не вернулись из боя. Не хочу лгать — потому что их смерть бессмысленна и случилась лишь из-за каприза кираллэты.
— Она правительница. Ее приказы — закон. Даже для таких, как вы, — эльфа той же крови, что у нее. Все мы обязаны подчиняться.
— Интересно было бы посмотреть, как ты бросишься на свой клинок, когда шеллэн попросит этого ради ее прихоти. — Мое дерево оказалось в озере. — Что-то не верю, что ты сделаешь это с блаженной физиономией. Я выиграл.
Старый убрал доску, посмотрел на меня:
— Пустые слова.
— Это точно. Мы ничего не докажем друг другу.
— И вы не боитесь умирать, лэд?
— Я боюсь смерти, как и ты, наемник. Ее все боятся, пускай говорят совсем иное. Но если я и умру, то хотя бы попытавшись сделать что-то, чтобы мой народ не погибал без причины. Нас осталось слишком мало, чтобы позволять уничтожать друг друга впустую.
Тот скривился в ответ и вышел вместе со своим спутником. Квезаллэ потеряли ко мне всякий интерес и поставили вместо себя надсмотрщика-человека. Он был крепким малым, с двумя шрамами, пересекающими лицо крест-накрест, лохматой бородой и злыми глазами.
Вечером он принес мне еду, держа в одной руке миску, а в другой — взведенный пистолет.
— Говорят, ты опасен, остроухий, — буркнул он мне, ставя миску на пол в десяти шагах от меня.
— И богат. Тысяча луидоров ждут тебя, — сказал я.
Человек сразу же сделал стойку, точно охотничий пес. «Тысяча» и «луидор» — волшебнейшие из слов. Они обладают просто магическим действием и позволяют завладеть вниманием.
— Что ты сказал?
— Тысяча луидоров. Одному тебе. За маленькую услугу.
— Неинтересно! — резко бросил он и захлопнул дверь.
Но я не унывал, так как знал, что магия волшебных слов никуда не делась. Она была с ним целую ночь, шептала в ухо разные соблазнительные вещи, заставляя представлять, что бы он мог купить на такую гору денег. Утром, когда он принес мне завтрак, я видел, как отголоски моего «волшебства» отражаются в его жадных глазах.
— Ты говорил о тысяче луидоров. — На этот раз он поставил тарелку с яичницей гораздо ближе ко мне.
— Да. Предложение все еще в силе.
— У тебя и денег-то, наверное, нет.
Я молча вытащил из кармана луидор, который был под стелькой в ботинке. Мужчина завороженно уставился на золотой кружок.
— У тебя не забрали? — Человек облизал губы.
— Эльфов не интересуют деньги. А вот людей, как я слышал, — очень. — Я кинул ему монету, он ловко поймал ее, тут же попробовал на зуб. — Еще девятьсот девяносто девять спрятаны здесь.
Его жадный взгляд тут же обежал горы мешков с сахаром. Удивительно наивный человек, который, кажется, не представляет, сколько весит тысяча луидоров монетами мелкого номинала.
— Сам ты не сможешь искать, так как привлечешь внимание дружков. А ведь ты не хочешь делиться ни с кем.
— Я могу тебя убить. — Он направил пистолет мне прямо в лицо.
