– Хорошо, Сэм, молодец. А сейчас убирайся. Соберешь всех послезавтра. Сообщение в прессу я дам сам. И отправь телеграмму Нили, чтобы ко мне с жалобами не совалась. Подпиши моим именем.
Сэм кивнул и вышел. Человечек повернулся к красавице.
– О’кей, теперь ты станешь звездой, Джейни Лорд. Отныне ты будешь мисс Лорд, до тех пор, пока будешь. помнить… что твой хозяин и лорд – это я!
– Слушаюсь, сэр. – Она опустилась на колени и начала утонченно ласкать его.
Анна
1957
Анна задумчиво положила трубку. Кевин Гилмор потянулся к ней и взял ее за руку.
– Опять Нили?
Она кивнула. Он похлопал по своей постели.
– Ложись ко мне, все обговорим. Анна легла на свою кровать.
– Все не так просто, Кевин.
– Я слышал, как ты подбирала слова, когда говорила по телефону. Насколько я понял, она хочет приехать к тебе жить.
Ответом Анны было молчание, и Кевин рассмеялся.
– По-прежнему остаешься типичной новоанглийской девицей строгих нравов, а? Почему не взять и не сказать: «Да, Нили, у меня есть две кровати, которые стоят рядом, но мой мужчина часто остается у меня на ночь».
Анна взяла с тумбочки сценарий передачи.
– Потому что говорить это не было необходимости. Кевин, я очень беспокоюсь за Нили. Ей сейчас очень плохо.
– Почему? Потому что ей предпочли другую? Целых семь месяцев она отсиживает себе задницу, а ей идут огромные деньги. В наши дни не иметь долгосрочного контракта вовсе не зазорно. Ни одна студия их больше не заключает.
– Но у нее странный голос… он полон отчаяния. Говорит, что вынуждена уехать.
– У нее будет масса предложений. Стоит ей появиться в Нью-Йорке, как за ней начнут толпами бегать все бродвейские продюсеры. Она может пойти на телевидение – куда только пожелает.
– Но до меня доходили странные слухи… – Анна потянулась за сигаретой.
Кевин перехватил ее руку, не давая ей щелкнуть зажигалкой.
– Иди сюда, ко мне, чтобы нам не кричать друг другу.
– Кевин, я действительно закричу, если окажусь завтра перед телекамерой с невыученным текстом.
– Воспользуйся телешпаргалками.
– Лучше без них. Я не возражаю, чтобы их ставили на всякий случай, но лучше самой знать, что собираешься говорить.
– Я действительно дорог тебе, Анна? – спросил он.
– Ты мне очень дорог, Кевин. – Она отложила сценарий и стала терпеливо ждать. Это всегда начиналось у них именно так.
– Но безумной любви ко мне ты не испытываешь. Она улыбнулась.
– Такая любовь бывает лишь в юности, когда она первая в жизни.
– Все еще страдаешь по тому писаке?
– Я не видела Лайона много лет. Последний раз я слышала, будто он пишет какие-то киносценарии в Лондоне.
– Почему же ты тогда не полюбишь меня? Она взяла его за руку.
– Мне очень хорошо с тобой, Кевин. Хорошо в постели, хорошо работать вместе. Вероятно, это и есть любовь.
– Если бы я предложил тебе выйти за меня замуж, ты стала бы любить меня сильнее?
Она ответила, тщательно подбирая слова:
– В самом начале это имело огромное значение. Мне не нравилось, что для всех окружающих я чья-то девушка. Но сейчас ущерб уже нанесен… – Она говорила, не испытывая никаких чувств – столько раз они уже совершали эту словесную процедуру.
– Какой «ущерб»? Ты – знаменитость. Повсюду известна как «Девушка Гиллиана».
– И кроме того, как «Девушка Гилмора». Но сейчас это не имеет значения. Я хотела ребенка… и сейчас хочу…
– Анна. – Он встал с кровати и начал ходить по комнате взад-вперед. – Тебе тридцать один год. Это поздно для ребенка.
– Я знаю женщин, у которых первый ребенок появлялся в сорок.
– Но мне-то ведь пятьдесят семь. У меня взрослый сын и замужняя дочь… и еще двухлетний внук. Как это будет выглядеть со стороны, если я женюсь на тебе, а мой сын будет младше внука?
– Многие мужчины женятся поздно или заводят новую семью.
– Я двадцать пять лет был женат на Эвелин – да почиет она в мире – и хлебнул всего этого: летние лагеря, няньки, скобы для исправления зубов, корь. Мне не хватит ни терпения, ни сил, чтобы опять пройти через все это. Сейчас, когда у меня появилось свободы и денег хоть немного больше, чем я когда-либо смогу потратить, мне нужна легкая, ничем не обремененная жизнь и женщина, которая всегда может поехать со мной куда угодно, чтобы хорошенько развлечься. В моем браке никаких развлечений не было. Я только начинал свой бизнес, а Эвелин растила детей. Мы никуда не ездили, разве, что изредка на выходные в Атлантик-Сити
[50]
, да и там она места себе не находила из-за того, что на служанку нельзя положиться или что кто-то из детей может заболеть. А потом, когда я добился финансового успеха, а дети выросли, стало уже слишком поздно – она заболела. Для меня это длилось пять лет – пять долгих лет я вынужден был смотреть на то, как она умирала. Потом встретил тебя – ровно через год после ее смерти – и сразу понял, что ты создана для меня.
Анна через силу улыбнулась.
– Я рада, что соответствую твоим жизненным планам. Но девушка планирует не просто быть чьей-то девушкой – она надеется стать женой и матерью.
– Я думал об этом, Анна… но моим детям это не понравится. – Кевин сел на край ее кровати и спокойно сказал:
– И кроме того, так я больше уверен в тебе. Стоит нам пожениться, и ты станешь принимать меня как нечто само собой разумеющееся. – Он лег на свою кровать и взял газету. Через минуту он с головой ушел в финансовый раздел «Нью-Йорк Тайме».
Анна вновь раскрыла сценарий. Через несколько месяцев Кевин опять возобновит этот разговор, и опять он закончится точно так же. Кевин чувствует себя виноватым из-за того, что не женится на ней, но для нее замужество больше не имеет значения. Может быть, это потому, что ей уже слишком поздно думать о детях. А брачное свидетельство само по себе не гарантирует ни супружеской верности, ни счастливой жизни – взять, к примеру, хотя бы Дженифер. Или бедную Нили.
Верно, все знают, что она девушка Кевина. Но она также и «Девушка Гиллиана»… и эту возможность предоставил ей он. Работа ей очень нравится, весьма хорошо оплачивается и требует приложения всех ее сил. И Кевин ей тоже нравится… нет, больше, чем просто нравится; вероятно, это действительно любовь. Не такая любовь, которую она узнала с Лайоном: на седьмом небе с Кевином она не была. Их физическая близость оставляла ее совершенно равнодушной, и Анна часто спрашивала себя, за что же она так привязалась к Кевину. При воспоминании о том, с каким самозабвением и страстью она отдавалась Лайону, об их долгих горячечных поцелуях и пылких объятиях, которых они не размыкали ночи напролет, – по сравнению со всем этим их отношения с Кевином казались ей абсолютно стерильными.
