— Я голодна! — прокричала она, смеясь, и вновь пошла к
ящикам, открывая и закрывая их один за другим. — Миа голодна, да, сэр! Не
ходила в «Морхауз», ни в какой другой хауз, и я голодна! И мой малой тоже голоден!
В последнем ящике (по-другому обычно и не бывает) она нашла
теплостойкие рукавицы. Поспешила к духовке, надев их на руки, наклонилась,
вытащила противень. Ее смех вдруг застрял в горле… а потом вырвался наружу,
прибавив в громкости. Ну и дура же она! Как только ей могла такое померещиться?
На мгновение ей показалось, что на противне, чуть подгрызенное с одной стороны
мисс Крысой, тело ребенка. И действительно, поджаренный поросенок где-то похож
на ребенка… младенца… чьего-то малого… но теперь-то она увидела закрытые глаза,
подгоревшие уши, печеное яблоко в открытом рту, и пропали последние сомнения в
том, что перед ней поросенок.
Ставя противень на разделочный столик, она вдруг подумала о
своем отражении от металла статую в холле. Но времени для раздумий не было.
Желудок требовал пищи. Она вытащила мясницкий нож из ящика, где брала вилку и
отрезала часть, обгрызенную мисс Крысой, как вырезают червоточину из яблока.
Отшвырнула этот кусок, подняла поросенка и начал рвать мясо зубами.
Джейк наблюдал за ней от двери.
Утолив первый голод, Миа оглядела кухню. Во взгляде читались
расчетливость и отчаяние. Что ей делать, когда от поросенка останутся одни
кости. Что ей делать, когда вновь захочется есть? И где найти то, что
действительно нужно ее малому, действительно нужно? Она, понятное дело,
приложит максимум усилий, чтобы найти все это и в достаточных количествах,
особые продукты, или напитки, или витамины, или что уж там ему требуется.
Свинина, конечно, сгодится (сгодится хотя бы на то, что малой вновь заснул,
спасибо всем богам и Человеку-Иисусу), но в действительности нужно кое-что
другое.
Она бросила сэя Пигги на противень, потянула рубашку через
голову, развернула к себе, чтобы посмотреть на картинку и надпись. Увидела
стилизованную свинку, ярко-красную, с блаженной улыбкой на мордочке. Прочитала
надпись над свинкой, кривоватыми буквами, словно наносили ее спреем на стене
свинарника: «„ДИКСИ-ПИГ“, УГОЛ ЛЕКС
[43]
И 61-Й». Прочитала надпись под свинкой:
«ЛУЧШИЕ ОТБИВНЫЕ В НЬЮ-ЙОРКЕ — МАГАЗИН ДЕЛИКАТЕСОВ».
«„Дикси-Пиг“, — думала она. — „Дикси-Пиг“. Где же это я уже
слышала?»
Вспомнить не получалось, но она не сомневалась, что сможет
найти Лекс, если возникнет такая необходимость.
— Между Третьей и Парковой, — озвучила Миа свои мысли. —
Именно там, не так ли?
Мальчик, который уже ретировался в обеденный зал, оставив
двери открытыми, услышал ее слова и печально кивнул. Именно там, все так.
«Что ж, сейчас все хорошо, — думала Миа. — Сейчас все
хорошо, лучше просто быть не может, и как говорила женщина в той книге, завтра
будет другой день. Тогда и будем волноваться. Так?»
Так. Она вновь взялась за поросенка и продолжила трапезу.
Чавкающие звуки, которые она при этом издавала, не очень-то и отличались от
чавканья крысы. Действительно, не очень-то и отличались.
2
Тиан и Залия попытались уступить Эдди и Сюзанне свою
спальню. И пришлось приложить немало усилий, чтобы убедить хозяев, что гости не
хотят спать в их спальне, что спать там им будет неудобно. Решающий удар
нанесла Сюзанна, доверительным голосом поведав Джеффордсам, что в городе Ладе с
ними произошло нечто жуткое, и теперь ни один из них не может спать в доме. Так
что сеновал, с открытой дверью в окружающий мир, если у кого возникало желание
взглянуть на него, куда больше подходил для ночлега.
Это хорошая история и отменно рассказанная. Тиан и Залия
слушали так доверчиво, на лицах отражалось такое сочувствие, что Эдди
почувствовал себя виноватым. Много плохого случилось с ними в Ладе, из песни
слова не выкинешь, но все эти происшествия нисколько не мешали им спать под
крышей. Во всяком случае, он так думал, поскольку с того самого момента, как
каждый из них покинул свой мир, они только одну ночь (прошлую) провели под
настоящей крышей настоящего дома.
А теперь Эдди, скрестив ноги, сидел на одном из одеял,
которые Залия дала им, когда они направились на сеновал. Еще два лежали рядом.
Смотрел он во двор, мимо крыльца, на котором дед Тиана рассказывал свою
историю, в сторону реки. Луна то скрывалась за облаками, но выглядывала из них,
и тогда темнота отступала под серебристым светом. Но он, скорее не смотрел, как
слушал. Уши ловили каждый звук, доносящийся из расположенного под ним хлева.
Она была там, он не сомневался, но, Господи, какая же внизу стояла тишина!
И, между прочим, кто она? Миа, говорит Роланд, но это всего
лишь имя. Кто она на самом деле?
Но это не просто имя. «На Высоком Слоге оно означает мать»,
— сказал стрелок.
Оно означает мать.
Но она мать не моего ребенка. Малой — не мой сын.
Снизу донесся чуть слышный удар, скрипнула половица. Эдди
напрягся. Она внизу, все точно. Он уже начал сомневаться, но нет, она внизу.
Он проснулся после шести часов глубокого, ничем не
потревоженного сна, чтобы обнаружить, что Сюзанна ушла. Он подошел к воротам
сеновала, которые они оставили открытыми, выглянул. Увидел, что она во дворе.
Даже в лунном свете понял, что в коляске не Сюзанна; ни его Сюзи, не Одетта
Холмс или Детта Уокер. И при этом женщина эта не показалась ему полной
незнакомкой…
Я видел ее в Нью-Йорке, только тогда у нее были ноги, и она
знала, как ими пользоваться. У нее были ноги, и она не хотела вплотную
приближаться к розе. На то у нее были причины, веские причины, но думаю, что
главная мне известна. Думаю, она боялась, что роза причинит вред тому, кто
сидит у нее в животе.
И все-таки он жалел женщину, которую видел внизу. Кем бы она
ни была, кого бы ни вынашивала, она попала в это щекотливое положение, спасая
Джейка Чеймберса. Она отвлекла демона круга, удержала в себе, пока Эдди не
закончил вырезать ключ.
Если б ты покончил с этим раньше, если б ты не оказался
таким дерьмом, она могла бы и не вляпаться в эту историю, или тебе так не
кажется?
Эдди отогнал эту мысль. Доля истины в ней была, он
стушевался, вырезая ключ, вот почему и не успел закончить его к моменту
«извлечения» Джейка, но он уже покончил с таким образом мышления. Пользы
никакой, сплошное самоуничижение.
Кем бы они ни была, сердце его рвалось к женщине, которую он
видел внизу. В тишине ночи, под лунным светом, чередующимся с темнотой, в
коляске Сюзанны она пересекла двор… вернулась обратно… вновь укатила к дальнему
концу… повернула налево… потом направо. Чем-то она напомнила ему древних
роботов на поляне Шардика, в которых он стрелял по приказу Роланда. И тут есть
чему удивиться. Потому что засыпал он, думая об этих роботах, о том, что сказал
он них Роланд: «Я думаю, по-своему им очень грустно. Эдди собирается избавить
их от тоски-печали». И он избавил, пусть и не без уговоров: того, что выглядел
многозвенной змеей, напоминающего трактор, подаренный ему на день рожденья,
похожего на злобную стальную крысу. Расстрелял всех, кроме последнего, чего-то
летающего. С ним разобрался Роланд.
