— Закрой свой грязный рот, сынок, — строго бросила Сюзанна и
тут же рассмеялась.
«Они чокнутые», — подумал Джейк. Но, если он — исключение,
почему тоже засмеялся?
7
Хенчек из Мэнни и Роланд из Гилеада вторую половину дня
проводили в тени массивной скалы. Ели холодную курицу с рисом, завернутые в
тортильи, запивая сидром из кувшина, который передавали друг другу. Перед едой
старик произнес молитву тому, кого называл Силой и Всевышним, после чего
замолчал. Роланда это устраивало. Хенчек уже дал положительный ответ на вопрос,
заданный стрелком.
Когда они поели, солнце уже укатилось за высокие хребты. Так
что и шли они в тени, поднимаясь по тропе, усыпанной камнями и слишком узкой
для лошадей, которых они оставили в осиной роще. Десятки маленьких ящериц
разбегались из-под ног, многие ныряли в щели между камнями.
Солнце зашло, но воздух остался горячим. После мили подъема
Роланд уже тяжело дышал и то и дело стирал банданой пот с лица и шеи. Хенчек
же, несмотря на почтенный возраст, если судить по внешнему виду, где-то под
восемьдесят, размеренно шагал впереди. Дыхание оставалось ровным, как у
человека, прогуливающегося по парку. Свой плащ он оставил внизу, и Роланд видел,
что по черной рубашке не расползаются пятна пота.
Они достигли поворота тропы, и на мгновение перед ними
открылся великолепный вид на лежащую внизу равнину. На западе и севере Роланд
видел прямоугольники пастбищ, с крошечными фигурками пасущегося на них скота.
На юге и востоке поля становились все зеленее по мере приближения к реке. Он
видел и Калью, и, пусть и очень далеко на западе, границу огромного леса,
который они пересекли, чтобы добраться до Дуги. На этом участке тропы дул
холодный ветер, но Роланд с радостью подставил ему лицо, закрыл глаза, вбирая в
себя запахи Кальи: овец, лошадей, пшеницы, речной воды и риса, риса, риса.
Хенчек снял широкополую, с плоской тульей шляпу и застыл,
подняв голову и тоже закрыв глаза, словно безмолвно благодарил того, кто
сотворил всю эту красоту. Ветер развевал его длинные волосы и поделил пополам
длинную, до талии бороду. Так они простояли минуты три, давая ветру охладить
разгоряченные тела. Потом Хенчек нахлобучил шляпу и посмотрел на Роланда.
— Скажи мне, стрелок, мир кончится в огне или во льду?
Роланд задумался.
— Ни в том и ни другом. Я думаю, во тьме.
— Ты так думаешь?
— Ага.
Хенчек ничего не ответил, повернулся, чтобы продолжить путь.
Роланду не терпелось добраться до пещеры, но он, тем не менее, коснулся руки
старика. Обещания надо выполнять. Особенно данные женщине.
— Прошлую ночь я провел в доме одной забывшей. Так вы называете
тех, кто покинул ваш ка-тет?
— Мы говорим о забывших, ага, — Хенчек пристально смотрел на
него, — но не ка-тет. Мы знаем это слово, но оно не наше, стрелок.
— В любом случае, я…
— В любом случае, ты провел ночь в «Рокинг Би», доме Воуна
Эйзенхарта и нашей дочери, Маргарет. И она бросала для тебя тарелку. Я не
упоминал об этом прошлой ночью во время нашего разговора, потому знал об этом,
так же, как и ты. И потом, нам и без этого было о чем поговорить, не так ли? О
пещерах и прочем.
— Было, — согласился Роланд. Он попытался скрыть удивление,
но, похоже, безуспешно, потому что Хенчек кивнул, а его губы, едва видимые
из-под бороды и усов, изогнулись в легкой улыбке.
— У Мэнни есть способы многое узнать, стрелок; всегда были.
— Ты не будешь называть меня Роландом?
— Нет.
— Она просила передать тебе, что Маргарет из клана Красной
тропы прекрасно живет со своим любимым, по-прежнему прекрасно.
Хенчек кивнул. Если и почувствовал боль, но внешне ничем это
не выказал, даже взглядом.
— Она проклята, — эти слова он произнес тоном, каким обычно
говорят: «Похоже, во второй половине дня может выглянуть солнце».
— Ты просишь меня сказать ей об этом? — спросил Роланд.
Ситуация и забавляла, и ужасала его.
Синие глаза Хенчека выцвели от возраста, но в них
безошибочно читалось удивление, вызванное этим вопросом. Кустистые брови
приподнялись.
— Зачем? Она знает. Каждый миг, который она провела со своим
любимым, ей придется искупать в глубинах Наара. И это она знает. Пойдем,
стрелок. Еще четверть колеса, и мы у цели. Но подъем будет крутым.
8
Как выяснилось, подъем оказался не просто крутым, а очень
крутым. Спустя полчаса они подошли в валуну, перегородившему большую часть
тропы. Хенчек первым обогнул валун, черные штаны трепало ветром, бороду уносило
за плечо, пальцы с длинными ногтями вжимались в камень. Валун еще сохранил
тепло солнца, но ледяной ветер пронизывал до костей. Роланд чувствовал, что
каблуки его сапог висят над пропастью глубиной в добрые две тысячи футов. Если
б старик решил столкнуть его вниз, поход к Темной Башне на том бы и закончился.
«Как бы не так, — подумал Роланд. — Эдди займет мое место, а
остальные будут идти с ним, пока не упадут».
На другой стороне валуна тропа обрывалась черной дырой,
высотой в девять и шириной в пять футов. Выходящий из пещеры воздух, с
неприятным, мерзким запахом, разительно отличался от ветра, который обдумал их
на последнем участке тропы. Вместе с запахом воздух нес с собой крики, пусть
Роланд и не мог разобрать не слова. Человеческие крики.
— Мы слышим крики тех, кто находится в Нааре? — спросил он
Хенчека.
На этот раз и тени улыбки не коснулось губ старика.
— Не шути с этим, — отчеканил он. — Особенно здесь. В
присутствии вечного.
Роланд ему поверил. Осторожно двинулся к зеву пещеры,
положив руку на рукоятку револьвера, левого, теперь он носил только один
револьвер, потому что правой рукой стрелять не мог. Под сапогами хрустели
камешки.
Запах усиливался. Противный, но не ядовитый. Правой рукой
Роланд прижимал бандану ко рту и носу. В темноте пещеры, на земле, он видел
кости ящериц и других мелких животных, а чуть дальше — смутные очертания
чего-то большого, знакомые очертания.
— Будь осторожен, стрелок, — Хенчек отступил сторону,
освобождая Роланду дорогу, чтобы тот смог войти в пещеру, если будет на то его
желание.
«Мои желания тут не причем, — подумал Роланд. — Я должен
войти. Может, так оно и проще».
Очертания проступали все четче. И Роланд особо не удивился,
убедившись, что перед ним дверь, точно такая же, какие он обнаружил на берегу.
Отсюда и название, Пещера двери. Сработанная из железного дерева (а может, из
дерева призраков), дверь стояла в двадцати футах от входа в пещеру. Высотой в
шесть с половиной футов, как и двери на берегу. И петли у нее тоже ни к чему не
крепились.
