Две молодые пары, одна компания, идут навстречу. Парни
здоровые, они могут размазать Ленни по тротуару, и, возможно, вдвоем справятся
и с Джорджем, но сейчас на их лицах читается отвращение и им хочется как можно
быстрее увести своих девушек от облевавшегося Каллагэна.
— Он немного перебрал, — говорит Джордж, сочувственно
улыбаясь, — вот его и вывернуло. Иной раз такое случается даже с лучшими из
нас.
«Они — Братья Гитлеры! — пытается крикнуть Каллагэн. — Эти
двое — Братья Гитлеры! Они убили моего друга и теперь собираются убить меня!
Вызовите полицию!» Но с губ не срывается ни слова, разве что какие-то
нечленораздельные звуки, и обе пары проходят мимо. А Джордж и Ленни тащат его
по Второй авеню, в квартале между Сорок Шестой и Сорок Седьмой улицами. Его
ноги едва касаются тротуара. Его «швейцарский гамбургер» из ресторана «Чав-Чав»
дымится на рубашке. Господи, он улавливает даже запах горчицы, которой помазал
гамбургер.
— Дай мне взглянуть на его руку, — говорит Джордж, когда они
приближаются к перекрестку, и когда Ленни хватает левую руку Каллагэна,
добавляет. — Нет, придурок, на другую.
Ленни поднимает его правую руку. Каллагэн не может
остановить его, даже если б и попытался. Нижняя часть живота наполнена горячим,
влажным цементом. Желудок тем временем поднялся к самому горлу и дрожит там,
как какой-то маленький, перепуганный зверек.
Джордж смотрит на шрам на правой руке Каллагэна и кивает.
— Да, это он, все так. Но убедиться никогда не вредно. А ну,
шевелись, перебирай ногами. Быстро, быстро.
Дойдя до Сорок седьмой улицы, они поворачивают к Первой
авеню. Далеко впереди пятно яркого белого света: «Дом». Видно даже несколько
фигур с поникшими плечами, мужчины стоят на углу, курят и о чем-то говорят. «Я,
возможно, даже знаю некоторых из них, — думает он. — Черт, наверняка знаю».
Но до «Дома» они не доходят. Отшагав лишь четверть квартала
между Второй и Первой авеню, Джордж тащит его в дверную арку пустующего
магазина с надписью в обоих витринах: «ПРОДАЕТСЯ ИЛИ СДАЕТСЯ В АРЕНДУ». Ленни
кружит вокруг них, как тявкающий терьер вокруг двух медленно бредущих коров.
— Я собираюсь тобой заняться, радетель ниггеров, — напевает
он. — Мы разобрались с тысячью таких, как ты, разберемся с миллионом, порежем
всех ниггеров и их радетелей, это из песни, которую я пишу, песни, которая
называется «УБЕЙ ВСЕХ ЛЮБЯЩИХ НИГГЕРОВ ПИДОРОВ». Я собираюсь отослать ее Мерлю
Хаггарду, он — лучший, он сказал, что всех хиппи надо утопить в их собственном
дерьме, отошлю этому гребаному Мерлю, напишу ему, что у меня есть «мустанг 380»
и «люгер» Германа Геринга, ты это знаешь, радетель ниггеров?
— Заткнись, маленький мудозвон, — говорит Джордж, но
по-доброму, достает из кармана кольцо с ключами, находит нужный, вставляет в
замочную скважину, поворачивает. Каллагэн думает: «Для него Ленни — радио,
которое постоянно играет в авторемонтной мастерской или на кухне ресторана
быстрого обслуживания, он и не слышит слов, это всего лишь привычный шумовой
фон».
— Да, Норт, — соглашается Ленни и продолжает. — Гребанный
«люгер» гребаного Геринга, все так, и я могу отстрелить из него твои гребаные
яйца, потому что мы знаем правду, знаем, во что превращают страну такие
радетели ниггеров, как ты, правда, Норт?
— Я же предупреждал, никаких имен, — бурчит Джордж-Норт, но
осуждения в голосе нет и Каллагэн знает, почему: он никогда не сможет назвать
эти имена полиции, если все пойдет по плану этих садистов.
— Извини, Норт, но именно вы, гребанные радетели негров,
именно вы, гребанные еврейские интеллектуалы поганите нашу страну, вот я и
хочу, чтобы ты думал об этом, когда я буду вытаскивать твои гребаные яйца из
твоей гребаной мошон…
— Слушай, угомонись! — все также беззлобно просит здоровяк.
Дверь открывается. Джордж-Норт вталкивает Каллагэна в
пустующий магазин. Внутри пахнет отбеливателем, мылом, крахмалом. Из двух стен
торчат провода и трубы. Он видит на стене более чистые прямоугольники, там, где
стояли стиральные машины и сушилки. Понимает, что здесь был не магазин, а
прачечная. На полу надпись, которую он едва разбирает в полумраке «ПРАЧЕЧНАЯ
„БУХТА ЧЕРЕПАХИ“. ВЫ СТИРАЕТЕ ИЛИ МЫ СТИРАЕМ, ВСЕ РАВНО БЕЛЬЕ БУДЕТ ЧИСТЫМ!»
«Белье будет чистым», — повторяет про себя Каллагэн и
поворачивается к ним. Не удивляется, увидев, что Джордж/Норт нацелил на него
пистолет. Не «люгер» Германа Геринга, скорее дешевка 32-го калибра, какую можно
купить в каком-нибудь баре в жилых кварталах города, но Каллагэн уверен, что
стрелять он стреляет. Джордж-Норт открывает висящий на животе рюкзак, не
отрывая глаз от Каллагэна, он делал это и раньше, они оба делали, они — матерые
волки, за которыми тянется долгий кровавый след, и достает оттуда кольцо
широкой изоляционной ленты. Каллагэн вспоминает, как Люп как-то сказал, что без
изоляционной ленты Америка не протянет и недели. «Секретное оружие», — так он
ее называл. Джордж-Норт передает ленту Ленни, который берет ее и подскакивает к
Каллагэну, все с той же тараканьей скоростью.
— Руки за спину, радетель ниггеров, — приказывает Ленни.
Руки Каллагэна по-прежнему висят, как плети.
Джордж-Норт чуть опускает пистолет.
— Делай, что тебе говорят, святоша, а не то получишь пулю в
живот. Будет очень больно, это я тебе обещаю.
Каллагэн подчиняется. У него нет выбора. Ленни шныряет ему
за спину.
— Сведи их вместе, радетель ниггеров, — говорит Ленни. — Или
ты не знаешь, как это делается? Или ты не смотришь кино? — и смеется, как
безумец.
Каллагэн сводит запястья. Слышится противный скрежет, это
Ленни отдирает конец изоляционной ленты и начинает обматывать руки Каллагэна.
Он стоит, вдыхая запахи мыла, отбеливателя и легкий аромат умягчителя ткани.
— Кто вас нанял? — спрашивает он Джорджа-Норта. — Слуги
закона?
Джордж-Норт не отвечает, но Каллагэну кажется, что он
увидел, как дернулись его глаза. Мимо темных витрин магазина, подчиняясь
сигналам светофора, проезжают автомобили, спешат редкие пешеходы. Что будет,
если он закричит? Ответ ему известен, не так ли? Библия говорит, что священник
и левит прошли мимо раненого человека и не услышали его криков, «самаритянин же
некто… увидев его, сжалился».
[51]
Каллагэну нужен добрый самаритянин, да только
в Нью-Йорке они в дефиците.
— У них красные глаза, Норт?
Глаза Норта вновь дергаются, но ствол его пистолета на целен
на живот Каллагэна и рука тверда.
— Они ездят на больших, красивых автомобилях? Ездят, не так
ли? И сколько, ты думаешь, дадут за твою жизнь и за жизнь этого шибздика, как
только…
