Ленни опять хватает его за яйца, сжимает, выкручивает, тянет
вниз. Каллагэн кричит, мир перед его глазами сереет. Сила ухолит из ног, колени
подгибаются.
— Он ПАДАЕТ! — радостно вопит Ленни. — Мо-Хам-м-мед А-ли
ПАДАЕТ! ВЕЛИКАЯ БЕЛАЯ НАДЕЖДА ВЫШИБАЕТ ДУХ ИЗ ЭТОГО КРИКЛИВОГО НИГГЕРА И СБИВАЕТ
С НОГ! Я ПРОСТО НЕ ВЕРЮ СВОИМ ГЛАЗАМ! — он имитирует Говарда Коселла и до того
хорошо имитирует, что Каллагэну, несмотря на жуткую боль, хочется рассмеяться.
Он вновь слышит противный скрежет, и теперь ему связывают лодыжки.
Из угла Джордж-Норт приносит еще один рюкзак. Откидывает
клапан, открывает, достает «Полароид». Наклоняется над Каллагэном, и внезапно
мир озаряется ярчайшей вспышкой. Каллагэн на несколько мгновений слепнет, потом
видит перед собой синий шар. Из шара доносится голос Джорджа-Норта.
— Напомни, что я должен сфотографировать его и потом. Они
хотели получить оба снимка.
— Да, Норт, да! — голос маленького вибрирует от возбуждения,
и Каллагэн понимает, что настоящие страдания только начинаются. Он вспоминает песню
Дилана «Скоро пойдет сильный дождь» и думает: «Эта в большей степени
соответствует происходящему со мной. В большей, чем „Кто-то сегодня спас мне
жизнь“».
Его окутал туман чеснока и томатов. Кто-то обедал в
итальянском ресторане, возможно, аккурат в тот момент он, Каллагэн, схлопотал
по физиономии в больничной палате. Из тумана появляется силуэт мужской фигуры.
Здоровяк. «Кто нас нанял, значения для тебя не имеет, — говорит Джордж-Норт. —
Главное в том, что нас наняли, а для всех, кто потом тебя вспомнит, ты — еще
один радетель ниггеров, такой же, как этот Магрудер, вот Братья Гитлеры с тобой
и разобрались. По большой части мы работаем за идею, но иногда и за доллар, как
любой добропорядочный американец, — он делает паузу, потом изрекает. — В Куинс
мы — знаменитости, знаешь ли».
— А пошли вы на хер, — говорит Каллагэн, и тут же правая
сторона его лица взрывается болью. Ленни бьет его ботинком с кованым мыском и
ломает челюсть, как потом выясняется, в четырех местах.
— Странно такое слышать, — голос Ленни доносится из
вселенной безумия, где Бог, несомненно, умер и лежит, разлагаясь на небесном
полу. — Странно такое слышать от святоши, — тут интонации голоса изменяются, он
становится более пронзительным, как у капризного ребенка, требующего очередную
игрушку. — Позволь мне, Норт. Пожалуйста, позволь. Я хочу все сделать сам!
— И не мечтай, — отвечает Джордж-Норт. — Свастики на лбу
режу я, ты всегда портачишь. Потом, если хочешь, можешь вырезать их у него на
руках, идет?
— Он же связан! И руки у него в этой гребаной…
— После его смерти, — терпеливо объясняет Джордж-Норт. —
После того, как он умрет, мы развяжем ему руки, и ты сможешь…
— Норт, пожалуйста! Я все сделаю так, что тебе понравится. И
послушай! — по голосу Ленни чувствуется, что ему в голову пришла блестящая
идея. — Вот что я тебе скажу! Если я начну портачить, ты мне скажешь, и я
перестану! Пожалуйста, Норт! Пожалуйста!
— Ну… — Каллагэн уже слышал этот тон. Добродушного отца,
который ни в чем не может отказать любимому, пусть и психически неполноценному
сыну. — Ну, ладно.
Перед глазами у него проясняется. Об этом он может только
сожалеть. Он видит, как Ленни вынимает из рюкзака фонарь. Джордж уже достал
скальпель из своего рюкзака, что по-прежнему висит у него на животе. Они
меняются. Джордж направляет луч фонаря на распухшее лицо Каллагэна. Каллагэн
дергается, закрывает глаза. Успевает только увидеть, как Ленни поднимает
скальпель, зажатый в маленьких, но ловких пальцах. Потом, правда, снова
открывает, журясь от света.
— Я все сделаю, как надо! — восторженно верещит Ленни. — Я
все сделаю, как надо!
— Только не напортачь, — предупреждает Джордж.
Каллагэн думает: «Будь это фильм, сейчас бы прибыла
кавалерия. Или копы. Или гребаный Шерлок Холмс в машине времени Герберта
Уэллса».
Но Ленни опускается перед ним на колени, видно, что член в
штанах стоит колом, а кавалерия не прибывает. Он наклоняется вперед, вытягивая
руку со скальпелем, а копы не прибывают. И пахнет от него не чесноком с
томатами, а потом и табаком.
— Одну секунду, Билл, — говорит Джордж-Норт. — У меня идея.
Давай я тебе сначала все нарисую. Ручка у меня есть.
— На хрен, — выдыхает Ленни-Билл. Он тянется скальпелем ко
лбу Каллагэна. Каллагэн видит, дрожь возбуждения этого шибздика передается на
острое, как бритва, лезвие, а потом оно исчезает из его поля зрения. По его лбу
проводят чем-то холодным, которое сразу же становится горячим, а Шерлок Холмс не
прибывает. Кровь заливает глаза, он уже ничего не видит, но к нему на помощь не
прибывают ни Джеймс Бонд, ни Перри Мейсон, ни Тревис Макги, ни Эркюль Пуаро, ни
мисс гребаная Марпл.
Перед мысленным взором возникает длинное лицо Барлоу. Волосы
вампира нимбом плавают над головой. «Давай, лжепророк — говорит он, — переходи
в истинную веру». Дважды слышится сухой треск, это пальцы вампира ломают
перекладины креста, который подарила ему мать.
— Гребаный неделух, — стонет Джордж-Норт, — это же не
сватика, это гребаный крест. Дай мне скальпель.
— Подожди, Норт, дай мне шанс, я еще не закончил!
Они препираются над ним, как пара подростков, тогда как яйца
у него болят, сломанная челюсть пульсирует болью, а глаза заливает кровь. Все
эти споры семидесятых годов насчет того, мертв Бог или нет… Да вы только
посмотрите на него! Только посмотрите на него! Неужто могут возникнуть какие-то
сомнения?
И вот тут прибывает кавалерия.
9
— Что именно ты под этим подразумеваешь? — спросил Роланд. —
Я бы хотел, чтобы ты подробно на этом остановился, отец.
Они по-прежнему сидят за столом на крыльце — веранде, но
трапеза закончена, солнце село и Розалита принесла свечи. Каллагэн прервал
рассказ, чтобы попросить ее сесть с ними, и она села. За остеклением веранды
двор темен, насекомые недовольно гудят, желая добраться до света.
Джейк прикоснулся к разуму стрелка, чтобы понять, чем вызван
этот вопрос. А потом, поскольку вся эта секретность ему надоела, выпалил: «Мы
были этой кавалерией, отец?»
Роланд шокирован, но лишь на мгновение, потом его губы
изогнулись в улыбке. На лице Каллагэна читается изумление.
— Нет, — ответил он. — Думаю, что нет.
— Ты их не видел, не так ли? — спросил Роланд. — Ты не видел
людей, которые тебя спасли.
— Я сказал вам, что у Братьев Гитлеров был фонарь, — ответил
Каллагэн. — Сказал правду. Но у других парней, кавалерии…
10
