— Мы вызовем «скорую» по телефону-автомату на углу…
— Нет! Не делайте этого! А если они вернутся! — он объят
ужасом, поэтому, совершенно неожиданно для себя, четко произносит эти слова.
— Мы посторожим вас, — отвечает голос номер один. Дыхание
выровнялось. Его спаситель заметно успокоился. — Я думаю, вполне возможно, что
они вернутся. Этот здоровяк очень расстроился из-за того, что им помешали, но,
если китайцы правы, я теперь несу ответственность за вашу жизнь. А я человек
ответственный. Поэтому, если они таки вернутся, то нарвутся на пулю. И я уже не
буду стрелять поверх голов, — силуэт останавливается. Вроде бы этот мужчина
тоже немалого роста. И характер, похоже, у него крепкий. — Они — Братья
Гитлеры, друг мой. Вы знаете, о ком я говорю?
— Да, — шепчет Каллагэн. — И вы не собираетесь сказать мне,
кто вы.
— Лучше вам не знать, — отвечает мистер Экслибрис.
— Вы знаете, кто я?
Пауза. Вновь шаги. Мистер Экслибрис уже стоит в дверях
бывшей прачечной.
— Нет, — говорит он. Потом добавляет. — Священник. Это
неважно.
— Как вы узнали, что я здесь?
— Дожидайтесь «скорой помощи», — голос номер один вопрос
игнорирует. — Не пытайтесь выбраться отсюда самостоятельно. Вы потеряли много
крови и, возможно, у вас повреждены внутренние органы.
С тем он и уходит. Каллагэн лежит на полу, вдыхая запахи
отбеливателя, мыла, умягчителя ткани. «Вы стираете или мы, — думает он, — белье
все равно будет чистым». Его яйца болят и опухают. Сломанная челюсть болит и
опухает. Он чувствует, как опухает все лицо. Он лежит и ждет, то ли приезда
машины «скорой помощи», то ли возвращения Братьев Гитлеров. То ли спасения, то
ли смерти. И проходит, наверное, вечность, прежде чем он видит свет. И
понимает, что на этот раз ему выпал счастливый билет. Он дождался спасения — не
смерти.
И жизнь продолжается.
11
— Вот так я оказался в палате 577 той же больницы и в тот же
день.
Глаза Сюзанны широко раскрылись.
— Ты серьезно?
— Абсолютно, — кивнул он. — Роуэн Макгрудер умер, мне крепко
досталось от Братьев Гитлеров, вот они и определили меня в освободившуюся
палату интенсивной терапии. Должно быть, едва успели перестелить постель, и
пока медицинская сестра не сделала мне укол морфия, я лежал и гадал, а не
войдет ли сейчас в палату миссис Роулингс, чтобы докончить начатое Братьями
Гитлерами. Но почему вас это должно удивлять? В наших историях десятки таких
вот странных совпадений, не так ли? Вы не задумывались над схожестью написания
моей фамилии и Кальи Брин Стерджис?
— Конечно, задумывались, — ответил Эдди.
— Что произошло потом? — спросил Роланд.
Каллагэн улыбнулся, и вот только тут стрелок обратил
внимания, что половинки лица священника несимметричны. «Любимый вопрос
сказителя, Роланд, но я думаю, мне пора увеличить скорость повествования, иначе
мы просидим здесь всю ночь. Тем более, что главная часть, та, что вы
действительно хотите услышать, последняя».
«Тебе, возможно, так и кажется», — подумал Роланд, и не
удивился бы, узнав, что та же мысль мелькнула у троих его друзей.
— В больнице я провел неделю. Оттуда меня перевезли в центр
для выздоравливающих в Куинс. Сначала предложили такой же на Манхэттене, но он
ассоциировался у меня с «Домом», мы иногда отправляли туда наших клиентов. Я
боялся, что Братья Гитлеры могут меня там найти.
— Нашли? — спросила Сюзанна.
— Нет. Я навестил Роуэна в палате 577 больницы «Риверсайд» и
сам оказался в той же палате 19 мая 1981 года. Меня отвезли в Куинс вместе с
тремя другими выздоравливающими 25 мая. А еще через шесть дней, когда я уже
собирался выписаться и уехать из города, мне на глаза попалась заметка в
«Пост». Не на первой полосе, но в первой тетрадке. «ДВОЕ МУЖЧИН ЗАСТРЕЛЕНЫ НА
КОНИ-АЙЛЕНДЕ, — гласил заголовок. — КОПЫ ГОВОРЯТ: ПОХОЖЕ, МАФИОЗНАЯ РАЗБОРКА».
А все потому, что лица и руки сожгли кислотой. Однако, копы смогли
идентифицировать покойников: Нортон Рэндолф и Уильям Гартон, оба из Бруклина.
Напечатали в газете и из фотографии. Из полицейского архива. Обоих не раз
арестовывали. Именно они схватили меня. Джордж и Ленни.
— Ты думаешь, с ними разобрались слуги закона, не так ли? —
Да. Заказ-то они не выполнили.
— В статье имелся намек на то, что они — Братья Гитлеры? —
спросил Эдди. — Потому что мы еще долго пугали друг друга этими парнями.
— В этой — нет, но таблоиды выдвигали такие версии, и я
думаю, что криминальные репортеры, которые разрабатывали эту тему, знали, что
Рэндолф и Гартон и есть Братья Гитлеры, потому что потом предпринимались лишь
жалкие попытки их имитировать, но ни один из таблоидов не станет убивать
пугало, потому что пугало поднимает тираж.
— Да, тебе крепко досталось, — сказал Эдди.
— Вы еще не дослушали до конца. Самое вкусное впереди.
Роланд опять крутанул пальцами, но на этот раз его жест
вроде бы не призывал Каллагэна поторопиться с продолжением. Он свернул
самокрутку и выглядел на удивление спокойным и всем довольным. Только Ыш,
который спал у ног Джейка, мог потягаться с ним в удовлетворенностью жизнью.
— Я искал глазами переходный мост, когда уезжал из Нью-Йорка
во второй раз, пересекая Гудзон по МДВ, с книгой на коленях и бутылкой в
бумажном пакете, — продолжил Каллагэн, — но пешеходный мост исчез. За несколько
последующих месяцев я только изредка видел тайные хайвеи, и лишь пару раз мне в
руки попали купюры с Шедбурном. Все они куда-то подевались. Зато мне
встречалось множество вампиров третьего типа, помнится, я еще подумал, что они
расползаются по стране. Но я их не убивал. Такое желание у меня пропало, так
же, как у Томаса Харди пропало желание писать романы, а у Томаса Харта Бентона
— расписывать стены. «Эти же москиты, — думал я. — Пусть живут». Обычно я
приезжал к какой-то город, находил отделение «Броуни мен», «Менпауэр», «Джоб
гай» и определялся с баром, в котором чувствовал себя, как дома. Отдавал
предпочтение заведениям, которые напоминали мне «Американо» или «Бларни стоун»
в Нью-Йорке.
— Другими словами, тебе нравилось не только выпить, но и
закусить чем-нибудь горячим, — вставил Эдди.
— Совершенно верно, — во взгляду Каллагэна ясно читалось,
что он видит в Эдди родственную душу. — И я вел себя пристойно до самого отъезда
из города. То есть напивался в моем любимом баре, а заканчивал вечер, орал,
ползал по земле, блевал, в другом месте. Обычно, al fresco.
— Что… — начал Джейк.
— Это значит, на свежем воздухе, сладенький, — пояснила
Сюзанна. Взъерошила ему волосы, потом скривилась и прижала руку к животу.
