Не сводя глаз с человека в плаще, чтобы остановиться, едва
остановится он, Каллагэн следует за ним в солнечные лучи. За пределами конюшни
еще жарче, с такой жарой он сталкивался лишь в Долине смерти. И точно, стоило
выйти за ворота, он убеждается, что вокруг пустыня. С одной стороны —
полуразрушенное здание, возведенное на фундаменте из блоков песчаника. Должно
быть, когда-то это была гостиница, думает он. Или тут снимался какой-нибудь
вестерн. С другой стороны — загон для скота, но столбы и перекладины в основном
валяются на земле. А вокруг мили песка и торчащих из него камней. Ничего,
кроме…
Нет! Что-то есть! Два что-то! Две крохотные движущиеся точки
на самом горизонте!
— Ты их видишь! У тебя отменное зрелище, святоша!
Человек в плаще, плащ — черный, лицо — белое пятно под
капюшоном, стоит в двадцати шагах от него. Он хихикает. Звуки эти нравятся
Каллагэну не больше, чем вид восковых пальцев. Звук мышей, перебирающихся через
кости. Вроде бы ерунда, но…
— Кто они? — осипшим голосом спрашивает Каллагэн. — Кто ты?
Человек в черном картинно вздыхает.
— Слишком долгая история, слишком мало времени. Зови меня
Уолтер, если хочешь. Что же касается этого места, то мы на дорожной станции,
как я тебе и говорил. Маленькая промежуточная остановка между гудком
отправления в твоем мире и радостными криками встречающих в последующем. О, ты
считал себя повидавшим виды странником, не так ли? Потому что прошелся по твоим
тайным хайвеям? Но только теперь, святоша, у тебя началось настоящее
путешествие.
— Перестань так меня называть! — кричит Каллагэн. В горле у
него уже пересохло. Жаркие солнечные лучи просто давят на голову.
— Святоша, святоша, святоша! — тараторит человек в черном,
словно капризный ребенок, но Каллагэн знает, что в душе незнакомец смеется над
ним. Он чувствует, что этот человек в черном, если он человек, в душе смеется
над многим. — Ну ладно, не стоит из-за этого ссорится. Я буду звать тебя Дон.
Тебя это устроит?
Черные точки на горизонте то исчезают, по появляются в
стоящем над пустыней мареве. А скоро исчезнут совсем.
— Кто они? — спрашивает он человека в черном.
— Люди, которых тебе никогда не встретить, — мечтательно
отвечает человек в черном. Капюшон чуть сдвигается. Каллагэн видит восковую
линию носа и глазницу, заполненную черной жидкостью. — Они умрут под горами.
Если не умрут под горами, в Западном море есть чудовища, которые сожрут их
живьем. «Дод-а-чок!» — вновь он смеется. — Но…
«Но ты в этом не уверен, друг мой», — думает Каллагэн.
— Если даже они преодолеют все препятствия, — говорит
Уолтер, — вот это их убьет, — он поднимает ящик. И вновь Каллагэн слышит
неприятное звяканье колокольцев. — И кто сведет их вместе? Ка, разумеется,
однако даже ка нужен друг, каи-маи. И этот друг — ты.
— Я не понимаю.
— Не понимаешь, — с грустью соглашается человек в черном, —
а у меня нет времени на объяснения. Как Белый Кролик в «Алисе», я опаздываю на очень
важное свидание. Они преследуют меня, видишь ли, а мне пришлось вернуться,
чтобы поговорить с тобой. Так что я занят-занят-занят! Теперь я должен вновь их
обгонять… как еще я могу приманить их к себе? Ты и я, Дон, должны завершать
нашу беседу, к сожалению, такую короткую. Возвращаемся на станцию, амиго.
Шустро, как кролики!
— А если я не хочу! — да только разве у него есть варианты?
Менее всего ему хочется возвращаться в конюшню. Может, попросить этого типа
отпустить его и попытаться догнать людей, превратившихся в точки на горизонте?
Что, если он скажет человеку в черном: «Вот где я должен быть, и твоя ка хочет,
чтобы я был там»? Но он заранее знает ответ. С тем же успехом можно плевать
против ветра.
Словно в подтверждение его слов Уолтер говорит:
— Хочешь ты или нет, значения не имеет. Ты пойдешь, куда
направляет тебя Король, и там будешь ждать. Если эти двое умрут в пути, а так,
скорее всего и произойдет, ты будешь спокойно жить в том месте, куда я тебя
пошлю, и там и закончишь свои дни, после долгих лет жизни, возможно, с ложным,
но, безусловно, приятным осознанием, что ты искупил свои грехи. Ты будешь жить
на своем уровне Башни после того, как я давно превращусь в тлен на моем. Это я
обещаю тебе, отец, ибо видел все в магическом кристалле, так что говорю правду!
А если их ничто не остановит? Если они придут в то место, где будешь ты? Что ж,
в этом крайне маловероятном случае ты будешь всеми силами помогать им и,
помогая, убьешь их. Есть от чего рехнуться, не так ли? Ты согласен со мной?
И он направляется к Каллагэну. Тот отступает к конюшне, где
ждет ненайденная дверь. Он не хочет туда идти, но больше некуда.
— Не подходи ко мне, — говорит он.
— Нет, — отвечает Уолтер, человек в черном. — Не могу, — он
протягивает ящик Каллагэну. И одновременно хватается за крышку.
— Нет! — вскрикивает Каллагэн. Потому что не хочет, чтобы
человек в черном открыл ящик. В нем находится что-то ужасное, его содержимое
может ужаснуть даже Барлоу, злобного вампира, который заставил Каллагэна испить
его крови и отправил странствовать по всей Америке, как капризного ребенка,
компания которого ему надоела.
— Продолжай идти и, возможно, я его не открою, — издевается
над ним Уолтер.
Каллагэн пятится к конюшне. Скоро он уже под крышей. И с
этим ничего не поделаешь. Он физически чувствует, как сокращается расстояние до
односторонней двери.
— Ты жесток! — выплевывает он.
Глаза Уолтера широко раскрываются, на мгновение на лице
читается глубокая обида. Это, возможно, абсурд, но Каллагэн заглядывает в
запавшие глаза человека в черном и убежден, что чувство истинное. А потому
теряет последнюю надежду, что происходящее с ним — сон или некая интерлюдия
перед смертью. В снах, во всяком случае, его снах, плохиши, злодеи, являли
собой чистое зло, не проявляли каких-либо эмоций.
— Я такой, каким меня сделали ка, Король и Башня. Мы все
такие. Мы загнаны в рамки, из которых нам не выйти.
Каллагэн вспоминает Запад, по которому путешествовал в
других реальностях: заброшенные силосные башни, закаты, которыми никто не
любовался, длинные тени, собственную горькую радость от осознания того, что он
тащит за собой свою клетку, звяканье держащих его цепей, превращающееся в
сладкую музыку.
— Знаю, — говорит он.
— Да, вижу, что знаешь. Не останавливайся.
Каллагэн пятится по конюшне. Вновь до него долетает слабый
запах сена давно ушедших дней. Детройт кажется галлюцинацией. Как и все
воспоминания об Америке.
