— Да, — кивнул стрелок, вспомнив проповедника Звезды,
которого однажды ему пришлось убить.
— Но они слушали, — продолжил Каллагэн. — Во всяком случае,
многие слушали, и когда они предложили построить церковь, я сказал, спасибо
вам. Такова история Старика. Сами видите, вы в нее попали… двое из вас. Джейк,
это случилось после того, как ты умер?
Джейк склонил голову. Ыш, чувствуя его печаль, тихонько
заскулил. Но когда Джейк ответил, голос его не дрожал.
— После первой смерти. До второй.
На лице Каллагэна отразилось удивление, он перекрестился.
— То есть такое может случиться не однажды? Мария, спаси и
сохрани нас!
Розалита покинула их чуть раньше. Теперь вернулась с новым
подсвечником. В том, что стоял на столе, свечи практически догорели, так что на
крыльце-веранде значительно потемнело.
— Кровати готовы, — объявила она. — Сегодня мальчик ляжет с
отцом. Эдди и Сюзанна, вам постелено в той же комнате.
— А Роланд? — кустистые брови Каллагэна поднялись.
— Для него у меня есть диванчик, — без запинки ответила она.
— Я уже показала ему, где он стоит.
— Показала, значит, — повторил Каллагэн. — Показала. Что ж,
с этим все ясно, — поднялся. — Не могу вспомнить, когда в последний раз так
уставал.
— Мы посидим еще несколько минут, если ты не возражаешь, —
Роланд вскинул на него глаза. — Вчетвером.
— Как вам будет угодно.
Сюзанна взяла его руку и поцеловала.
— Спасибо тебе за рассказ, отец.
— Я рад, что наконец-то смог выговориться.
— Ящик оставался в пещере, пока ты не построил церковь? —
спросил Роланд. — Свою церковь?
— Ага. Не могу сказать, сколь долго. Может, лет восемь.
Может, меньше. Трудно сказать. Но пришло время, когда он начал меня звать. И,
пусть я ненавидел Глаз и боялся его, какая-то моя часть хотела увидеть его
вновь.
Роланд кивнул.
— Все части радуги Мэрлина могут притягивать к себе, но
Черный Тринадцатый, как мне говорили, самый мощный из всех магических
кристаллов. И самый страшный. Думаю, теперь я знаю причину. Это наблюдающий
Глаз Алого Короля.
— Чем бы он ни был, я чувствовал, как он зовет меня в
пещеру… и дальше. Нашептывал, что я должен возобновить свои странствия и более
не задерживаться в одном месте. Я знал, что могу открыть дверь, открыв ящик. А
дверь перенесла бы меня, куда я пожелаю. В любое место и время. От меня требовалось
лишь сосредоточиться, — Каллагэн задумался, вновь сел. Наклонился вперед, глядя
на Роланда поверх лежащих на столе сцепленных рук. — Выслушай меня, прошу. У
нас был президент, по фамилии Кеннеди. Его убили за тринадцать лет до
случившегося в Салемс-Лоте… убили на Западе…
— Да, — кивнула Сюзанна. — Джек Кеннеди. Бог любит его, —
она повернулась к Роланду. — Он был стрелком.
Брови Роланда поднялись.
— Ты так говоришь?
— Ага. И я говорю правду.
— В любом случае, — вновь заговорил Каллагэн, — вопрос так и
остался открытым, действовал ли убийца в одиночку или был частью большого
заговора. Иногда я просыпался ночью и думал: «А почему бы тебе не отправиться
туда и не увидеть все своими глазами? Почему бы тебе не встать перед дверью с
ящиком в руках и не отдать мысленный приказ: „Даллас, 22 ноября 1963 года“?
Если ты это сделаешь, дверь откроется и ты окажешься там, как герой романа
Герберта Уэллса о машине времени. И, возможно, ты сможешь изменить произошедшее
в тот день. Если и был в современной американской истории переломный момент, то
пришелся он именно на 22 ноября 1963 года. Измени его, и ты изменишь все, что
произошло потом. Вьетнам… расовые волнения… все».
— Господи, — в голосе Эдди слышалось уважение. С какой
стороны ни посмотри, столь честолюбивая идея заслуживала уважения. Она стояла
вровень со стремлением капитана маленького суденышка преследовать белого кита.
— Но, отец… если б ты это сделал, а все изменилось к худшему?
— Джек Кеннеди не был плохим человеком, — холодно отчеканила
Сюзанна. — Джек Кеннеди был хорошим человеком. Великим человеком.
— Может и так. Но знаешь, что я тебе скажу? Я думаю, только
великий человек может совершить великую ошибку. А кроме того, тот, кто пришел
бы после него, мог оказаться очень плохим человеком. И какой-нибудь Большой
охотник за гробами, возможно, не получил своего шанса благодаря Ли Харви
Освальду или кому-то еще, если стреляли несколько человек.
— Но шар не допускает таких мыслей, — вмешался Каллагэн. — Я
уверен, он убеждает людей творить зло, нашептывая им, будто, зовет на добрые
дела. Что они помогут не кому-то в отдельности, а всем вместе.
— Да, — сухо согласился Роланд.
— Ты думаешь, я попал бы туда? — спросил Каллагэн. — Или шар
лгал мне? Заманивал меня?
— Я не сомневаюсь, что попал бы, — ответил Роланд. — И я
уверен, если мы покинем Калью, то именно через эту дверь.
— Тогда я смогу пойти с вами! — с жаром воскликнул Каллагэн.
— Может, и пойдешь, — ответил Роланд. — Но, в конце концов,
ты перенес ящик, вместе с шаром, в церковь. Чтобы утихомирить его.
— Да. И, по большому счету, это сработало. В основном он
спит.
— Однако, ты говорил, он отправил тебя в Прыжок.
Каллагэн кивнул. Жар из голоса исчез. Осталась только
усталость. Он вдруг постарел на добрый десяток лет.
— Первый раз он отправил меня в Мексику. Вы помните начало
моей истории? Писателя и мальчика, который верил в существование вампиров?
Они кивнули.
— Как-то ночью, когда я спал, шар добрался до меня, и я
оказался в Лос-Сапатосе. На похоронах. Похоронах писателя.
— Бена Мейерса, — кивнул Эдди. — Автора «Воздушного танца».
— Да.
— Люди тебя видели? — спросил Джейк. — Нас вот — нет.
Каллагэн покачал головой.
— Нет. Но чувствовали. Когда я направлялся к ним, они
отходили. Словно воспринимали меня, как дуновение холодного ветра. Мальчика я
увидел. Марка Петри. Конечно, уже не мальчика. Молодого мужчину. Из его речи я
понял, что в Лос-Сапатосе середина девяностых годов… Надолго я там не
задержался, но все-таки успел увидеть, что мой юный друг из далекого прошлого
не тронулся умом, голова его осталась ясной. Так что, возможно, в Салемс-Лоте я
хоть что-то, но сделал правильно, — он помолчал. — В своей речи Марк называл
Бена отцом. Меня это тронуло до глубины души.
