Роланд Дискейн расхохотался, и одновременно упругая струя
полилась в очко.
2
Когда он проснулся, Розалита уже ушла, и достаточно давно:
ее половина кровати остыла. Теперь, выйдя из небесно-синего туалета и
застегивая пуговицы, Роланд посмотрел на солнце и понял, что до полудня
осталось совсем ничего. Определить время без часов, песочных или солнечных, в
последние дни стало совсем не просто, но такая возможность оставалась, при
тщательности расчетов и готовности признать, что погрешность результата будет
достаточно велика. Корт, подумал он, пришел бы в ужас, если б увидел, что один
из его учеников, один из сдавших экзамен учеников, стрелок, начинает такое
важное дело, проспав чуть ли не до полудня. А ведь дело начиналось именно
сегодня. Прошедшие дни ушли на ритуалы и подготовку, занятия нужные, но, в
принципе, бесполезные. Вроде танца под Песню риса. Этот этап закончился. А
насчет сна допоздна…
— Никто не заслужил этого больше, чем я, — изрек он и
спустился по склону. Здесь тянулся забор, очерчивая границу участка Каллагэна
(а может, отец считал, что это граница участка Бога). За забором без умолка
журчала маленькая речка, словно девочка, делящаяся секретами с подружкой.
Берега речки заросли «черноглазой Сюзанной», так что одной тайной (пусть и
маленькой) стало меньше. Роланд глубоко вдохнул лимонный запах.
Он вдруг понял, что думает о ка, что случалось с ним редко
(Эдди, который твердо верил, что Роланд ни о чем другом практически не думает,
очень бы удивился). Собственно, ка устанавливала один единственный принцип:
«Отойди в сторону и не мешай мне работать». Тогда почему, скажите на милость,
люди никак не могли заучить этот столь простой урок? Откуда бралось это
неумное, глупое желание вмешаться? Все внесли свою лепту; все знали о том, что
Сюзанна Дин беременна. Роланд — буквально с момента зачатия, когда Джейк
«извлекался» из дома на Голландском холме. Сюзанна сама это знала, несмотря на
окровавленные тряпки, которые прятала рядом с тропой. Тогда почему они так
долго тянули с разговором, который состоялся прошлой ночью? Почему никак не
решались на него? Кому-нибудь этот разговор причинил дополнительные страдания?
Роланд надеялся, что нет. Но едва ли мог знать наверняка, не
так ли?
Однако, хорошо, что они все выяснили. И солнечное утро
служило тому подтверждением, потому что давно уже он не мог похвастаться
отличным самочувствием. По крайней мере, физическим. Ничего не болело и…
— Я думал, вы уляжетесь вскоре после того, как я покинул
вас, стрелок, но Розалита сказала мне, что ты пришел чуть ли не на заре.
Роланд отвернулся от забора и своих мыслей. В этот день
Каллагэн надел черные брюки, черные ботинки и черную рубашку с
воротником-стойкой. Крест висел на груди, а седые волосы не торчали во все
стороны, возможно, чем-то смазанные. Какое-то время он держал взгляд Роланда,
потом продолжил:
— Вчера я ездил по маленьким фермам, причащал тех, кто этого
хотел. И выслушивал их исповеди. Сегодня с тем же поеду на ранчо. Многие ковбои
следуют, как они здесь говорят, тропою Креста. Розалита повезет меня на
двуколке, так что за ленчем и обедом вам придется управляться самим.
— Мы с этим справимся, — ответил Роланд, — но сможешь ли ты
уделить мне несколько минут для разговора?
— Разумеется, — кивнул Каллагэн. — Если человек не может
задержаться, не следовало и подходить. Хороший совет, думаю, и не только для
священников.
— Ты выслушаешь мою исповедь?
Брови Каллагэна приподнялись.
— Так ты веришь в Человека-Иисуса?
Роланд покачал головой.
— Отнюдь. Ты ее, тем не менее, выслушаешь? И не будешь с
кем-либо делиться?
Каллагэн пожал плечами.
— Насчет того, чтобы никому не сказать ни слова, это просто.
Мы всегда так делаем. Только не путай умение хранить тайну с отпущением грехов,
— он холодно улыбнулся Роланду. — Последнее мы, католики, приберегаем только
для себя, будь уверен.
Мысль об отпущении грехов никогда не приходила Роланду в
голову, он находил нелепой саму идею, что оно может ему понадобиться (или этот
человек может его дать). Он скрутил самокрутку, не торопясь, думая о том, с
чего начать и как много сказать. Каллагэн ждал, уважая молчание собеседника.
Наконец, Роланд заговорил.
— Существовало пророчество, что я должен «извлечь» троих, и
мы станем ка-тетом. Неважно, кто этот пророк, неважно, что было прежде. Я не
хочу ворошить прошлое без крайней на то необходимости. Было три двери. Из
второй вышла женщина, которая стала женой Эдди, хотя тогда она не звалась
Сюзанной…
3
И Роланд рассказал Каллагэну часть их истории,
непосредственно связанную с Сюзанной и женщинами, которыми она была раньше.
Особое внимание уделил спасению Джейка от привратника-хранителя и «извлечению»
мальчика в Срединный мир, рассказал, как Сюзанна (а может, в тот момент, Детта)
держала демона круга, пока они помогали Джейку. Он знал, чем она рисковала,
сообщил Роланд Каллагэну, и понял, еще когда они ехали на Блейне Моно, что она
не избежала риска и забеременела. Поставил в известность Эдди, и Эдди совсем не
удивился. Потом Джейк сказал ему об этом. Точнее, отругал его за это. И ему,
Роланду, не оставалось ничего другого, как признать свою вину. Но до прошлой
ночи на крыльце-веранде ни один из них в полной мере не осознавал, что Сюзанна
тоже знала, и, возможно, так же давно, как и Роланд.
— Итак, отец… что ты думаешь?
— Ты говоришь, ее муж согласился хранить секрет, — ответил
Каллагэн. — И даже Джейк… который ясно видел…
— Да, — кивнул Роланд. — Он тоже умеет хранить секреты.
Когда он спросил меня, что делать, я дал ему плохой совет. Я сказал ему, что
лучшее для нас — не мешать ка, и это, конечно, связывало мне руки.
— Многое выглядит яснее, когда остается в прошлом, не так
ли?
— Да.
— Ты сказал ей прошлой ночью, что в ее чреве растет
демонское семя?
— Она знает, что ребенок не Эдди.
— Значит, не сказал. И Миа? Ты рассказал ей о Миа, об
обеденном зале замка?
— Да, — ответил Роланд. — Я думаю, она опечалилась, но не
удивилась. В ее теле уже жила вторая личность, Детта, с тех пор, как в
результате несчастного случая она потеряла обе ноги, — то был не несчастный
случай, но Роланд не собирался без необходимости рассказывать Каллагэну о Джеке
Морте. — Детта Уолкер хорошо пряталась от Одетты Холмс. Эдди и Джейк сказали,
что она — шизофреничка,
[57]
— это экзотическое для него слово Роланд выговорил
очень тщательно.
