Эдди наклонился ниже. Джек таращился на него, в ужасе от
этих глаз навыкате, со светло-коричневыми радужками, налитыми кровью белками, и
оскаленного рта, находящегося буквально в дюйме от его губ.
— Отныне мистер Келвин Тауэр находится под защитой людей,
которые более безжалостны и могущественны, чем ты можешь себе представить,
Джек. Людей, рядом с которыми Утес выглядит как хиппи в Вудстоке. Ты должен
убедить его, что он ничего не приобретет и дальше досаждая мистеру Тауэру, зато
потеряет все.
— Я не смогу…
— Что до тебя, знай, что теперь этого человека взял под свое
крыло Гилеад. Если ты прикоснешься к нему, если твоя нога еще раз ступит в этот
магазин, я приду в Бруклин и убью твоих жену и детей. Потом найду твоих отца с
матерью и убью их. Потом убью сестер твоей матери и братьев твоего отца. Потом
убью родителей твоих родителей, если они еще живы. А тебя оставлю напоследок.
Ты мне веришь?
Джек Андолини все таращился в нависшее над ним лицо, с
налитыми кровью глазами, оскаленным ртом, но теперь в его глазах застыл ужас.
Потому что он поверил. Кем бы ни был этот незнакомец, он многое знал о Балазаре
и деле, которым тот сейчас занимался. Что касается этого дела, знал даже
больше, чем сам Андолини.
— Нас много, — продолжал Эдди, — и мы занимаемся одним —
защищаем… — он едва не сказал: «Защищаем розу», — …Келвина Тауэра. Мы будем
наблюдать за магазином, будем наблюдать за Келвином Тауэром, будет наблюдать за
друзьями Тауэра… такими, как Дипно, — Эдди увидел, как глаза Андолини широко
раскрылись от изумления, и ему это понравилось. — У тех, кто посмеет прийти
сюда и даже хотя бы прикрикнуть на Тауэра, мы убьем всех ближайших
родственников, а потом и их самих. Это касается и Джорджа, и Чими Дретто, и
Трикса Постино… и твоего брата, Клаудио.
Глаза Андолини раскрывались все шире при каждом имени, а при
упоминании брата на мгновение закрылись. Эдди подумал, что до Андолини дошел
смысл его слов. «Сможет ли он убедить Балазара — другой вопрос, — холодно
подумал Эдди. — Но в принципе это и неважно. Как только Тауэр продаст нам
пустырь, какая разница, что они с ним сделают, не так ли?»
— Откуда ты так много знаешь? — спросил Андолини.
— Какая разница? Просто передай мои слова. Скажи Балазару,
пусть поставит в известность своих друзей из «Сомбры», что этот участок больше
не продается. Во всяком случае, они его купить не смогут. И скажи ему, что
отныне Тауэр под защитой людей из Гилеада, у которых большие «пушки».
— Едва ли…
— Я хочу сказать, людей, которые куда более опасны, чем те,
с кем Балазару доводилось иметь дело, включая и «Сомбра корпорейшн». Скажи ему,
если он будет настаивать на своем, в Бруклине появится достаточно трупов, чтобы
завалить Грэнд-Арми-плазу.
[63]
И среди них будет много женщин и детей. Убеди
его.
— Я… я постараюсь.
Эдди поднялся, попятился. Лежащий среди лужиц керосина и
соколков стекла Джордж Бьонди шевельнулся, застонал. Эдди повел стволом
револьвера Роланда, показывая Джеку, что тот может встать.
— Уж постарайся.
9
Тауэр налил две чашки кофе, но из своей пить не смог. Очень
уж сильно дрожали руки. После нескольких неудачных попыток (Эдди вспомнился
сапер из фильма про обезвреживание неразорвавшихся бомб, у которого от
напряжения случился нервный срыв), Эдди его пожалел и перелил половину
содержимого его чашки в свою.
— Попробуйте теперь, — он поставил ополовиненную чашку перед
владельцем книжного магазина. Тауэр вновь надел очки. Одна из дужек погнулась,
так что сидели они криво. По левому стеклу змеилась трещина, напоминающая
разряд молнии. Мужчины находились у мраморной стойки. Тауэр стоял за ней, Эдди
сидел на высоком стуле. Тауэр принес с собой книгу, которую собирался сжечь
Андолини, и теперь она лежала рядом с кофеваркой. Похоже, не мог заставить себя
с ней расстаться.
Тауэр поднял чашку дрожащей рукой (Эдди заметил, что перстня
на ней нет, как, впрочем и на другой руке) и выпил. Эдди не мог понять, почему
этот человек пьет черный кофе. Сам-то он полагал, что кофе надо пить с молоком.
После месяцев, которые он провел в мире Роланда (а может и лет) кофе, сваренный
Тауэром, казался очень уж крепким.
— Полегчало? — спросил Эдди.
— Да, — Тауэр глянул в окно, словно ожидал увидеть
возвращение серого «таун-кара», который всего десять минут, как уехал. Потом
посмотрел на Эдди. Он все еще боялся этого молодого человека, но прежний ужас
покинул его, как только молодой человек убрал огромный револьвер в, как он
сказал «суму моего друга». Сума эта, из вытертой выцветшей кожи, где-то
напоминала женские сумки, с одной лямкой, какие носят на плече. Только молнию
заменяли тесемки. Келвин Тауэр подумал, чтовместе с револьвером молодой человек
убрал в суму и какую-то свою, самую жуткую часть. И Тауэра это радовало,
позволяя надеяться, что молодой человек блефовал, когда грозил убить не только
самих бандитов, но и их семьи.
— А где сегодня ваш приятель Дипно? — спросил Эдди.
— У онколога. Два года назад Эрон увидел кровь в унитазе,
когда справлял большую нужду. В молодости ты думаешь: «Чертов геморрой», и
покупаешь тюбик «Предотвращая Г.» Но, когда тебе больше семидесяти, ты
предполагаешь самое страшное. В его случае все оказалось плохо, но не ужасно. В
его возрасте и раковая опухоль теряет активность. Раковые клетки тоже стареют.
Забавно, не так ли? В общем, он прошел курс радиационной терапии, и ему
сказали, что рака у него больше нет, но Эрон считает, что с этой гадостью нужно
быть настороже. Поэтому проверяется каждые три месяца. Вот и сейчас он на
обследовании. Оно и к лучшему. Потому что он, пусть и старик, но все равно
сорви-голова.
«Надо бы познакомить Эрона Дипно с Хейми Джеффордсом, —
подумал Эдди. — Они смогли бы играть в „замки“ вместо шахмат и вспоминать
бурное прошлое».
Тауэр, тем временем, грустно улыбнулся. Поправил очки. С
мгновение они сидели на его лице прямо, потом снова перекосились.
— Он — сорви-голова, а я — трус. Возможно, поэтому мы и
дружим, у каждого есть то, чего нет у другого, мы дополняем друг друга и
составляем единое целое.
— Не стоит уж так строго судить себя.
— Какая уж там строгость. Мой психоаналитик говорит, что я —
классический пример того, каким вырастает ребенок в семье с мягким отцом и
строгой матерью. Он также говорит…
— Извините, Келвин, но мне насрать на мнение вашего
психоаналитика. Вы, как могли, держались за этот участок, а это говорит о
многом.
— Моей заслуги тут нет, — гнул свое Келвин Тауэр. — Та же
история… — он взял со стойки книгу, которая лежала рядом с кофеваркой… — что и
с этой книгой и другими, которые они угрожали сжечь. Я не могу расставаться с
вещами. Когда моя первая жена сказала, что хочет развестись со мной, а я
спросил, почему, она ответила: «Я думала, что ты мужчина, когда выходила за
тебя замуж, а оказалось, что ты — амбарная крыса, которая все тащит в нору».
