— У вас есть другое оружие? — спросил Телфорд. — Конечно же,
должно быть, если вы хотите сразиться с Волками. Лично я думаю, что это
безумная идея. И я не делаю из этого секрета. Воун Эйзенхарт придерживается
того же мнения…
— Оуверхолсер тоже придерживался, но изменил его, — как бы
между прочим заметил Эдди. Отпил чая и посмотрел на Телфорда поверх чашки,
надеясь уловить хоть намек на раздражение. Напрасно.
— Уэйн у нас, что флюгер, — Телфорд рассмеялся. — Да, меняет
свое мнение то так, то эдак. Так что, молодой сэй, может переменить еще раз.
Эдди хотелось сказать: «Если ты думаешь, что мы говорим о
выборах, то напрасно», — но промолчал, помня наказ Роланда. Рот закрыт. Видеть
по максимуму. Говорить по минимуму.
— У вас есть скорострелы? — спросил Телфорд. — Или гранаты?
— Да, конечно, как не быть, — ответил Эдди.
— Я никогда не слышал о женщине-стрелке.
— Неужто?
— Или о мальчике. Даже если он и подмастерье. Как нам
узнать, что вы те, за кого себя выдаете? Скажи мне, прошу тебя.
— Ну, на этот вопрос ответить сложно, — Эдди определенно не
нравился Телфорд, слишком старый, чтобы иметь маленьких детей, которые могли
стать добычей Волков.
— Однако, люди хотят это знать, — указал Телфорд. — И уж
конечно до того, как обрушат крышу себе на голову.
Эдди вспомнил слова Роланда, что ни одному человеку не дано
отменить принятое стрелками решение. Жители Кальи этого пока не понимали.
Телфорд точно не понимал. Разумеется, им еще предстояло задать вопросы и
получить на них утвердительные ответы; Каллагэн об этом упомянул, Роланд
подтвердил. Три вопроса. Один из них — что-то о помощи и защите. Эдди полагал,
что вопросы эти еще не заданы, их просто не успели задать, но чувствовал, что
задавать их будут, когда придет время, не в Зале собраний. А ответ придется
давать маленьким людям, вроде Посельи и Росарио, которые, может, и знать не
будут, что говорят. Людям, которые рисковали детьми.
— Так кто ты на самом деле? — гнул свое Телфорд. — Скажи
мне, я прошу.
— Эдди Дин из Нью-Йорка. Надеюсь, ты не сомневаешься в моей
честности. Очень надеюсь, что не сомневаешься.
Телфорд отступил на шаг, улыбка сползла с лица. Эдди сие
порадовало. Страх — не уважение, но, видит Бог, лучше, чем ничего.
— Нет, нет, ни в коем разе, друг мой! Пожалуйста! Но скажи
мне… ты когда-нибудь стрелял из револьвера, который у тебя на боку? Скажи мне,
прошу тебя!
Эдди видел, что Телфорд, пусть и боится его, в это не верит.
Возможно, этого бы вполне хватило прежнему Эдди Дину, который действительно жил
в Нью-Йорке, чтобы предпринять некие усилия и заставить ранчера-сэя в это
поверить, но Эдди-стрелок полагал, что смысла в этом нет. Потому что видел
перед собой человека, который твердо решил стоять в стороне и наблюдать, как
Волки из Тандерклепа забирают детей соседей, а может, человека, не верящего в
простые и окончательные ответы, какие дает оружие. Эдди, однако, знал эти
ответы. Более того, они ему нравились. Он помнил их единственный, ужасный день
в Ладе, когда катил коляску Сюзанны под грохот божественных барабанов. Он
вспомнил и Френка, и Блескучего, и Топси Морехода, подумал о женщине по имени
Мод, которая встала на колени, чтобы поцеловать одного из лунатиков,
подстреленных Эдди. Что она тогда сказала? «Не стоило вам убивать Уинстона, у
него сегодня день рождения». Что-то в этом роде.
— Я стрелял и из этого револьвера, и из «ругера», — ответил
он. — И не надо больше говорить со мной так, друг мой, словно мы оба — герои
какого-то забавного анекдота.
— Если я хоть в чем-то оскорбил тебя, стрелок, прошу
прощения.
Эдди чуть расслабился. Стрелок. По крайней мере этого
седоволосому говнюку хватило ума назвать его, как должно, пусть он в это и не
верил.
И тут загремела музыка. Руководитель оркестра вскинул гитару
над головой.
— Слушайте меня, вы все! Хватит есть! Время танцевать, а то
лопните об обжорства, это точно!
Ему ответили радостные вопли. А потом грохот взрывов,
который заставил Эдди опустить руку на рукоятку револьвера, как частенько делал
Роланд.
— Спокойно, друг мой. Это всего лишь шутихи. Детишки
балуются, будь уверен.
— Это хорошо, — кивнул Эдди. — Извини.
— Не за что, — Телфорд улыбнулся. Добродушной улыбкой папаши
Картрайта, и в улыбке Эдди увидел главное: этот человек никогда не перейдет на
их сторону. Во всяком случае, до того самого момента, когда трупы всех Волков
из Тандерклепа не будут выложены на всеобщее обозрение в этом самом Павильоне.
А вот если такое случится, он заявит, что с самого начала был со стрелками.
8
Танцы продолжались до восхода луны, и в ту ночь ни одно
облачко не мешало ей плыть по звездному небу. Эдди станцевал с несколькими
городскими дамами. Дважды вальсировал с Сюзанной на руках, а когда они
танцевали кадриль, она на удивление точно, вправо-влево, разворачивалась на
своей коляске. В меняющемся свете факелов ее радостное лицо блестело от пота.
Роланд тоже танцевал, грациозно, но, по мнению Эдди, без души. И, уж конечно,
как для Эдди, так и для Сюзанны, драматическое завершение праздника стало полной
неожиданностью. Джейк и Бенни Слайтман не расставались, в танцах не
участвовали, но однажды Эдди увидел их стоящими на коленях под деревом и
играющие, как ему показалось, в «ножички».
На смену танцам пришло пение. Началось все с музыкантов.
Сначала они исполнили любовную балладу, потом какую-то быструю песенку,
практически полностью на диалекте Кальи, так что Эдди удавалось разбирать лишь
отдельные слова. Но понял, что вторая песня очень даже фривольная, по крикам и
гоготу мужчин и заливистому смеху женщин. Некоторые, из тех, кто постарше,
закрывали уши руками.
После этих двух песен несколько жителей Кальи забрались на
эстраду, чтобы спеть. Эдди подумал, что им бы не удалось далеко продвинуться в
телеконкурсе «Зажги звезду», но каждого тепло встречали и не менее тепло
(особенно одну молодую матрону) провожали, когда они сходили с эстрады. Две
девочки лет девяти, несомненно, однояйцевые близнецы, спели балладу, которая
называлась «Улицы Кампары», идеальным дуэтом, под аккомпанемент одной гитары.
Эдди поразила тишина, в которой слушали девочек жители Кальи. Хотя многие из
них уже крепко выпили, ни один не позволил себе что-либо выкрикнуть. Не
взрывались и шутихи. У многих, в том числе и у фермера, которого звали Луи
Хейкокс, по щекам катились слезы. Если б его спросили раньше, Эдди ответил бы,
что понимает под каким эмоциональным прессом живет город. Он не понимал. Теперь
признавал это, честно и откровенно.
Когда песня о похищенной женщине и умирающем ковбое
закончилась, на какие-то мгновения установилась полная тишина, молчали даже
ночные птицы. А потом последовала громовая овация. «Если б они прямо сейчас
принимали решение о том, что делать с Волками, — подумал Эдди, — даже папаша
Картрайт не решился бы пойти против всех».
