— Гилеад и Эльд! — крикнул он, с силой оттолкнувшись. И
прыгнул в красный закатный воздух. Его тень поспешила за ним.
— Бен-Бен! — тявкнул Ыш. — Бен-Бен-Бен!
Мальчик отпустил веревку, плюхнулся в солому, исчез,
появился, заливаясь смехом. Энди протянул ему металлическую руку, но Бенни
проигнорировал ее, легко спрыгнул на утоптанную землю. Ыш, гавкая, запрыгал
вокруг него.
— Они всегда так кричат в игре? — спросил Роланд.
Эйзенхарт хохотнул.
— Отнюдь! Обычно это Ориса, или Человек-Иисус, или «Хайл,
Калья», или все вперемешку. Я думаю, твой мальчик много чего порассказал
младшему Слайтману.
Роланд проигнорировал легкое недовольство, которое
чувствовалось в ответе ранчера, наблюдая, как Джейк втаскивает веревку на
сеновал. Бенни лег на спине, изображая мертвого, и Ыш тут же принялся лизать
его лицо. Потом Бенни сел, смеясь. У Роланда не оставалось сомнений в том, что
Энди перехватил бы мальчика, если б тот проскочил мимо копны.
К одной из стен амбара примыкал загон для рабочих лошадей.
Там их уже было не меньше двадцати. Трое ковбоев в пончо и коротких сапогах
вели к загону еще шесть лошадей. С другой стороны находился загон для бычков. В
ближайшие недели их предстояло забить и отправить мясо вниз по реке на торговых
баржах.
Джейк ретировался на сеновал, потом выскочил оттуда, крича:
«Нью-Йорк! Таймс-сквер! Эмпайр-Стейт-Билдинг! Башни-близнецы! Статуя свободы!»
И полетел по широкой дуге, которую «вычерчивал» свободный конец веревки. Они
наблюдали, как Джейк, смеясь, исчез в соломе.
— Есть ли особая причина, по которой ты захотел, чтобы
остальные двое остались у Джеффордсов? — спросил Эйзенхарт. Как бы между прочим,
но Роланд почувствовал, что ответ ему небезынтересен.
— Рассредоточиться — для нас наилучший вариант. Тогда мы
сможем больше увидеть и узнать. Времени в обрез. Надо принимать решения, — он
говорил правду, но не всю, и Эйзенхарт, скорее всего, это понял. Он был умнее и
проницательнее Оуверхолсера. И решительно выступал против оказания
сопротивления Волкам, во всяком случае, пока. Тем не менее, Роланду он
понравился. Здоровенный, честный, с хорошо развитым чувством юмора,
свойственным потомственным крестьянам. Роланд подумал, что он может перейти на
их сторону, увидев, что у них есть шанс на победу.
По пути к «Рокинг Би» они посетили полдюжины мелких ферм на
берегу реки, где, в основном выращивался рис. Эйзенхарт представлял хозяев и
гостей. На каждой ферме Роланд задавал те же два вопроса, что и прошлым вечером
в Павильоне: «Будете ли вы так же открыты с нами, как мы — с вами? Вы видите в
нас тех, кто мы есть, и принимаете, что мы делаем?» Везде ему дважды отвечали —
да. Такие же ответы он получил и от Эйзенхарта. Но Роланд прекрасно понимал,
что третий вопрос задавать еще рано. Пока необходимости в этом не было. У них
оставалось более трех недель.
— Мы живем, стрелок, — нарушил затянувшееся молчание
Эйзенхарт, — Продолжаем жить, несмотря на Волков. Когда-то был Гилеад, теперь
нет Гилеада, тебе это известно лучше других, но мы живем. А вот если мы
выступим против Волков, все переменится. Для тебя и твоих спутников то, что
произойдет на Дуге, ровным счетом ничего не значит. Если вы выживете и
победите, то продолжите свой путь. Если проиграете и умрете, нам идти некуда.
— Но…
Эйзенхарт поднял руку.
— Выслушай меня, я прошу. Можешь ты выслушать меня?
Роланд кивнул, смирившись с неизбежным. Впрочем, он полагал,
что Эйзенхарту надо дать выговориться. Мальчишки, тем временем, бежали к
амбару, чтобы успеть прыгнуть еще по разу. Надвигающаяся темнота грозила
положить конец их играм. Стрелок задался вопросом, а каковы успехи Эдди и
Сюзанны? Поговорили они с дедом Тиана? Если да, узнали что-нибудь важное?
— Допустим, они пошлют пятьдесят, может, даже шестьдесят, как
случалось прежде, и не один раз? Допустим, мы их уничтожим? А потом, через
неделю или месяц, после того, как вы уйдете, они выставят против нас пять
сотен?
Роланд задумался над вопросом. И еще не успел ответить,
когда к ним присоединилась Маргарет Эйзенхарт. Стройная, худощавая, сорока с
чем-то лет, с маленькой грудью, в джинсах и рубашке из серого шелка. В черных
волосах собранных в пучок на затылке, бежали седые пряди. Одну руку она прятала
под фартуком.
— Это логичный вопрос, — вмешалась она, — только задал ты
его слишком рано. Дай ему и его друзьям неделю, чтобы они могли осмотреться и
увидеть то, что захотят увидеть.
Во взгляде Эйзенхарта, брошенном на свою половину, читалось
и добродушие, и легкое раздражение.
— Разве я говорю тебе, как хозяйничать на кухне, женщина?
Когда готовить, а когда мыть посуду?
— Только четыре раза в неделю, — ответила она. Потом,
увидев, что Роланд уже поднимается с кресла-качалки, остановила его. — Нет,
сиди, прошу тебя. Я целый час просидела, резала тыкву с Эдной, его теткой, —
она мотнула головой в сторону Бенни. — Так что постоять очень даже приятно, —
она с улыбкой наблюдала, как мальчишки, один за другим, приземлились в копну
соломы. Оба заливисто смеялись, Ыш гавкал. — Воуну и мне не пришлось познать на
себе весь этот ужас, Роланд. У нас шестеро детей, все близнецы, но они выросли
в промежутке между налетами Волков. Поэтому, возможно, не нам принимать
решение.
— Везение не превращает человека в глупца, — проворчал
Эйзенхарт. — Скорее, наоборот, если хочешь знать мое мнение. Холодный глаз
видит лучше.
— Возможно, — она наблюдала, как мальчишки вновь бегут к
амбару. Каждый стремился первым добраться до лестницы. — Ага, возможно. Но
сердце тоже имеет право голоса, и мужчина или женщина, которые не
прислушиваются к этому голосу, точно глупцы. Иногда лучше прыгнуть с веревки,
даже если уже слишком темно, чтобы разглядеть, есть внизу солома или нет.
Роланд наклонился вперед, коснулся ее руки.
— Я бы не смог сказать лучше.
Он чуть улыбнулась ему, одними губами. Лишь мгновение
смотрела на него, чтобы тут же повернуться к мальчишкам, но и его хватило
Роланду, чтобы понять: она испугана. Более того, просто в ужасе.
— Бен, Джейк! — позвала Маргарет. — Достаточно! Пора
умываться, а потом ужинать. Сегодня у нас пирог для тех, кто сможет его съесть,
и сливки!
Бенни подошел к воротам сеновала.
— Папа говорит, что мы сегодня можем переночевать в моей
палатке на обрыве, сэй, если ты не возражаешь.
Маргарет посмотрела на мужа. Тот кивнул.
— Хорошо! Ставьте палатку и радуйтесь, а сейчас спускайтесь,
если хотите получить пирог. Последнее предупреждение! Но сначала умойтесь! Чтоб
за стол садились с чистыми руками и лицами!
