— Сначала — лед, — сказала Розмари, но он вцепился в гвоздь обмотанной полотенцем рукой и, зажмурясь, рванул.
Розмари поморщилась. В дереве и штукатурке заскрипел гвоздь. Она едва успела подхватить Энди и чуть не упала вместе с ним. Опустила его поперек спинки дивана. Гвоздь звякнул о пристенный столик. Розмари наклонилась, обхватила ноги в джинсах, приподняла, перевалила через спинку дивана, сама обежала диван сбоку и потянула за ноги, чтобы лодыжки легли на обитый подлокотник дивана, а макушка прислонилась к другому подлокотнику.
Розмари обмотала кровоточащую левую руку сына куском полотенца, завязала и положила вдоль туловища, устроила поудобнее и вторую руку. Постояла, глядя, как на его груди поднимается и опускается футболка с буквами «БД».
Сама глубоко вздохнула, откинула волосы с лица.
Развязала шнурки его теннисных туфель, сняла их, помассировала ноги в носках.
Взяла в ванной мыло, на кухне — миску теплой воды, вернулась к сыну, сняла повязки с рук, счистила запекшуюся кровь с обеих ран, промыла, накапала спирта, туго перебинтовала руки чистыми лоскутами полотенец и обвязала галстуками.
Теперь ему нужен укол против столбняка, помощь хирурга и больничный уход; но как быть с рогами, когтями и светящимися глазами?
Придется открыть правду Джо. Есть надежда, что он знает надежного врача, который согласится помалкивать — если не из дружеских побуждений, то за деньги. А может, Джо подскажет адрес какой-нибудь частной клиники?
Она умыла Энди лицо, счистила кровь с волос, расчесала их на пробор и обнаружила на темени свежий струп длиною в дюйм. Его Розмари трогать не стала.
Она отнесла в кухню посуду и окровавленные тряпки, вымыла руки, удалила кровь со своего свитера, заполнила лоток для ледяных кубиков водой, поставила в морозильник, налила стакан холодной воды, выпила, налила снова.
Розмари прислонилась к дивану спиной, головой к подлокотнику, рядом с головой сына. Глубоко вздохнула, закрыла глаза. Услышала протяжный, переливчатый клич муэдзина. Оперный тенор. На молитву зовет…
Она открыла глаза и увидела шесть разных сцен на шести экранах: храмы-близнецы, стадион с египетскими рекламами, огромные сходни океанского лайнера, на двух экранах — одинаковые ракурсы запруженного народом Шип-Медоуз. Электронные часы на пристенном столике мигали красными цифрами: 5.29.
Господи, уже так поздно. Пока рвала полотенце, пока промывала раны… Джо, наверное, в пути, звонить ему нет смысла. Наверняка предположил, что она собралась рано, и прибудет вовремя.
Розмари посмотрела на экраны, послушала дикторов, ведущих, церковный хор мормонов.
Энди повернул голову. Его тигриные глаза смотрели на экраны.
— Здравствуй, — сказала она. — Ты снова с нами, и это прекрасно.
Он молчал и смотрел.
— Пить хочешь? Он коротко промычал.
Розмари встала на колени, приподняла его голову, поднесла к губам стакан.
— Скоро здесь будет Джо. Есть шанс, что он знает местечко, где тобой займутся врачи. Ты поправишься.
Она опустила его голову, поставила стакан.
Энди смотрел на экраны.
— Пока все идет прекрасно. — Она снова прислонилась спиной к подлокотнику кожаного дивана.
Их головы покоились рядом. Розмари и Энди смотрели, слушали.
— О, гляди… Он откашлялся.
— Через три минуты после Зажжения начнут освобождаться летучие вирусы. Они распространятся… Розмари резко повернулась к нему:
— В лаборатории сказали, что свечи чисты…
— Наверное, не знали, что надо искать. Потому-то он меня и приколотил. Чтобы я тебе не рассказал, пока есть время всех оповестить. Я собирался… — Он судорожно сглотнул, посмотрел на нее. — Мне было так мерзко. Я все думал о малыше Джеймсе…
Розмари посмотрела ему в глаза. Музыка Зажжения набирала силу, пел хор.
— Рози? Ты здесь?
— Джо! — крикнула она. — Подожди секунду! Она попыталась встать, но Энди забинтованной рукой схватил ее за предплечье.
— Мама, я так виноват! — На тигриных глазах выступили слезы. — Я лгал тебе, все скрывал… о свечах, о нем… Лучше бы я умер!
Розмари повернулась к дверному проему — там уже появился Джо, рослый, франтоватый, настоящий денди. Ультраденди: котелок, белые галстук и перчатки, фалды, рулон золотисто-голубого шелка в одной руке и корзина для пикников в другой.
— Забавно, — сказал он, роняя рулон на кресло. — Я всегда думал, что будет настоящий праздник, но теперь, когда наконец наступил этот момент, у меня вдруг появилось ощущение… что самое подходящее слово для него — похороны. Гм.
Джо поставил корзину на столик, снял котелок, положил рядом полями кверху.
— Тебе очень повезло, — указал он пальцем в белой перчаточной ткани на Энди, — что у тебя такая любящая матушка. Если бы не она, ты бы до конца вечности провисел на стене.
Стоя на коленях, держась за край пристенного столика, Розмари подняла голову и посмотрела на него:
— Джо?
— Привет, киска. — Дергая перчатки за пальцы, он улыбнулся. И подмигнул ей желтым адским глазом.
Он улыбался, пока она, не сводя с него глаз, под бормотание Энди поднималась на ноги.
Он бросил перчатку в котелок, принялся снимать вторую.
— За ним нужен глаз да глаз. Разве можно доверить ему шоу, разве мог я оставить в живых наполовину человека, то есть способного размякнуть? Никоим образом, слишком уж многое поставлено на кон. И был я прав или не прав, позволь тебя спросить?
В котелок упала вторая перчатка.
Розмари не сводила с него глаз.
— Я предвидел, что на дантиста наедет такси или что-нибудь в этом роде, — сказал Джо, подтягивая белый галстук. — Я знаю, как эго делается. Мегашах-маты, бесконечная игра: он белый, я черный. Первый шаг за ним, но сегодня я смахну с доски его пешки. А также коней, и слонов, и короля. А королеву приберегу. — Он поклонился Розмари и подмигнул. — Чисто сработано, правда? Ты — его логически закономерный шаг, твоя задача — добиться, чтобы наш котенок распустил сопли, поэтому я держал в рукаве Джо и ждал своего часа.
Розмари не сводила с него глаз.
— К кому скорее всего обратится попавшая в беду дамочка? — продолжал он, расправляя на животе рубашку. — К кому, если не к бывшему полицейскому, якобы имеющему связи с гангстерами? А если, к примеру, дамочке понадобится химик-эксперт? Или билеты на хит сезона, или места в церкви на молитве? Кстати, сердечный привет от Мэри-Элизабет и ее любовницы-лесбиянки! — Он ухмыльнулся. — Детка, когда я вхожу в собор, у всех начинаются схватки. Но довольно о моих дьявольских махинациях.
Он развернул золотисто-голубой рулон, достал ее брючный костюм и блузу, вынул сандалии, протянул ей.
