— Вы добры, — ответил наконец король, задыхаясь от слез, и с рыданиями упал на кровать.
— Да, плачьте, плачьте, и не бойтесь, что я буду обижена вами: оскорбить меня может лишь сердечная тайна, которую вы не доверите мне. Ваши политические откровения пусть останутся для министров и тех, кто стремится править государством, я же мечтаю только о вашей дружбе. И цель у меня только одна: сделать вас счастливым.
Бедный король все еще плакал, и слезы, видимо, принесли ему огромное облегчение. Он протянул руку к Анне Нёйбургской, она взяла ее в свою и поцеловала. Сердце ее таяло, и королева почувствовала, что между нею и ее супругом возникает глубокая привязанность. С этой ночи жизненный путь Анны был предопределен; да, странные судьбы выпали на долю этого короля и двух его супруг. Мария Луиза Орлеанская была добродетельной и преданной женщиной, Анна Нёйбургская — ангелом.
Лед тронулся, и Карл II испытал незнакомое ему блаженное состояние рядом с юным созданием, чье присутствие сначала пугало его. Он попросил королеву поговорить с ним еще: ее голос действовал на него благотворно. С детства окруженный придворными и корыстными слугами, король был любим лишь дважды, но ни разу так, как ему было необходимо. Его мать, без сомнения любившая его, в первую очередь думала о том, как подчинить сына своему влиянию, чтобы править от его имени; честолюбие убивало в ее душе материнскую нежность, сводило ее на нет.
Мария Луиза любила его из чувства долга, между ними встала настоящая страсть: королева обожала герцога де Асторга и заботилась о короле, лишь повинуясь совести, желая остаться безупречной. Она утешала его, поддерживала, когда замечала, как он страдает, но не стремилась угадать его боль, не шла ему навстречу; это было, повторяю, исполнением долга, и каким бы сильным ни был его голос, он совсем не похож на голос сердца.
Может быть, и на этот раз это был только долг, но королева, очевидно, не задумывалась, что за чувство она испытывает, ее душа безоглядно устремилась навстречу Карлу П. Анна посвятила себя ему целиком, искренне, без всякой тайной мысли, найдя счастье в этой преданности, и, если бы Бог не отказал ей в помощи, она, вероятно, не искала бы ее у других.
Король все это понял инстинктивно, как понимают дети или безумцы, так легко отличающие тех, кто о них заботится, и он заговорил с Анной, доверил ей свои мысли. Эту ночь всю целиком они провели за беседой, и между ними возникло доверие, благодаря чему королева обрела нерушимую власть над супругом.
Он рассказал ей о пережитых им великих испытаниях, сомнениях и терзаниях души, о своей любви к Луизе, о своей тоске, о страхах, мучивших его, когда им овладевал тот, кого он называл своим демоном. Юная девушка слушала его с интересом и сочувствием, целиком завладевшим ее сердцем.
— Говорят, что я безумен, со мною и обращаются как с безумным; мой бедный друг, какого невеселого человека дали вам в мужья; вы очень дорого заплатите за корону! Однако я не безумен, не верьте этому, Анна, и уж по крайней мере не настолько, чтобы не заметить, что отличаюсь от других людей. Ребенком я не играл в обычные игры, а мои капризы были не такие, как у всех; мне хорошо было лишь наедине с моими грустными мыслями, мрачными видениями; меня тянуло ко всему печальному, и я предпочитал проводить время на кладбищах и у могил. Я всегда питал и сейчас питаю глубокую неприязнь к королевскому сану. Я так слаб здоровьем, что совсем не могу работать, ни одной минуты я не прожил без боли! Иногда эти страдания становятся невыносимы, и тогда голова моя раскалывается, а затем появляется этот ужасный демон, который вонзает свои когти в мой череп, отнимая способность мыслить, и я не знаю, что говорю, что делаю, когда он овладевает мною.
— Мы прогоним его, государь.
— Вам это не удастся, Анна. Его должна была убить моя любовь к Луизе, но это чувство, напротив, сделало его еще сильнее. О! Как я страдал из-за этой любви! Мне хотелось нравиться ей, быть самым красивым, самым галантным кавалером моего двора, но, когда я сравнивал себя с остальными, то ощущал свою неполноценность; когда же я сравнивал себя с нею, то особенно падал духом и боялся самой этой страсти. Я не умел выразить свое чувство, и мое сердце разрывалось от ярости и боли, ощущая это бессилие. Что мог я предложить этой прекрасной принцессе, кроме украшений и подарков! У меня было королевское богатство, но около женщины, которую любил, я чувствовал себя беспомощнее самого жалкого из моих подданных и был нем, подавлен под ее взглядом.
— Бедный Карл!
— О да! Бедный Карл! Они убили ее, и ни король, ни любовник не смогли защитить королеву, уберечь от этой ужасной смерти. Я держал ее, умирающую, в своих объятиях. Она не любила меня, как любят мужчину, но никогда не признавалась в этом; эта женщина была благородна и добродетельна; я уверен, что честь ее осталась незапятнанной, но убежден: всем сердцем она принадлежала другому. Судите же о моем несчастье; я не находил в себе силы даже ревновать, если не считать тех мгновений, когда появлялся мой демон. Тогда я мог бы обречь этого человека на ужасные пытки, но, приходя в себя, не делал ничего! Я изнывал, плакал, как сейчас, но у меня не хватало сил жаловаться или мстить. Увы, моя бедная Анна! Я всего лишь дитя или одержимый.
Королева взяла в свои руки голову супруга и целомудренно поцеловала его в лоб с материнской нежностью; она дала себе клятву посвятить свою жизнь этому великому страдальцу, быть для него опорой, утешением и покровительницей на земле.
— О, благодарю вас, — сказал король, — Луиза никогда меня так не целовала.
После долгого разговора, во время которого было пролито немало слез, усталость сломила короля, он уснул, положив голову на плечо королевы, она смотрела, как он спит, отгоняла от его лба мух, с жужжанием круживших над ними, и испытывала невыразимую нежность, глядя на его молодое лицо, поблекшее от страданий, и чувствуя, что с каждой минутой ее сердце все больше наполняется неведомым чувством, зарождавшимся в ней.
«Он станет для меня всем, и прежде всего моим ребенком, а затем другом, братом, мужем. Я буду любить его как мать, сестра и супруга одновременно и не буду требовать от него того, что он не может мне дать, я буду довольствоваться участью, которую уготовил мне Бог в этом мире, — она достаточно прекрасна. Вся моя жизнь будет посвящена этому человеку, у которого нет никого, кроме меня, как и у меня есть только он. О Боже, ты просветил меня, слава тебе!»
Она не сомкнула глаз всю ночь; король все еще спал, когда Юсуф с одной стороны, а Берлепш с другой вошли в спальню. Королева сделала знак, чтобы они не шумели и не разбудили короля. Врач приблизился, осторожно пощупал пульс своего пациента, внимательно посмотрел на него и, склонившись в глубоком поклоне перед королевой, сказал:
— Вы фея, ваше величество; с тех пор как я слежу за здоровьем короля, его величество никогда не спал таким спокойным сном.
— Слава Богу! — ответила она. — Так не тревожьте его пока.
Ей сказали, что пришло время вставать и надо, чтобы король вышел из спальни, точнее, чтобы они вышли. Придворные уже ждали их в прихожих.
