– Ты в порядке? – спросил он, склоняясь над ней. Она промолчала.
Он нашел фонарик и посмотрел на свою ладонь. Из овально расположенных свежих ранок бежала кровь.
– Христос и Веи, – сказал он. Он полил это место водой, вымыл с мылом и высушил. Оглянулся в поисках аптечки первой помощи и не смог ее найти.
– Ты взяла аптечку? – спросил он.
Она ничего не ответила.
С поднятой вверх рукой, он нашел свой вещмешок, открыл его и достал аптечку. Сел на камень и положил аптечку на колени, а фонарик – на другой камень, рядом.
– Животное, – сказала она.
– Я не кусаюсь, – сказал он. – И я не пытаюсь убить.
Христос и Веи, ты думала, что пистолет заряжен, – он распылил на ладонь исцелитель, сначала тонкий слой, потом толстый.
– Скотина, – сказала она.
– Ну, давай, – сказал он. – Уж не начинай этого опять. Он развернул бинт и услышал, что она поднимается с земли, услышал, как зашуршал ее комбинезон, когда она снимала его.
Голая, она подошла, взяла фонарик и пошла к своему вещмешку, вынула мыло, полотенце, комбинезон и пошла вглубь расщелины, где за несколько дней, до этого она сделала ступеньки из камней, чтобы выходить с той стороны к ручью.
Он в темноте наложил повязку, потом нашел на земле, около ее велосипеда, ее же фонарик. Он поставил велосипед рядом со своим, собрал одеяла и устроил два спальных места, как обычно; потом положил свой мешок рядом с ее мешком, поднял пистолет и обрывки ее комбинезона. Пистолет он положил себе в мешок.
Из-за темного каменного утеса, сквозь черные неподвижные листья, выглянула луна.
Она не возвращалась, и он начал бояться, что она ушла пешком.
Наконец она вернулась. Положила мыло и полотенце в свой мешок, выключила фонарик и забралась между одеял.
– Я возбудился, когда ты оказалась подо мной, – сказал он. – Я всегда желал тебя, а эти последние недели были просто непереносимыми. Ты знаешь, что я тебя люблю, знаешь?
– Я пойду одна, – сказала она.
– Когда мы доберемся до Маджорки, – сказал он, – если мы туда доберемся, ты можешь делать все, что хочешь, но пока мы туда не добрались, мы будем держаться вместе. Да, Лайлак?
Она не ответила.
Он проснулся от странных звуков, взвизгиваний и болезненного хныканья. Сел и посветил на нее фонариком, она закрыла руками рот, и по ее лицу бежали из закрытых глаз слезы.
Он подбежал к ней, склонился, потрогал ее лоб.
– Лайлак, не надо, – сказал он. – Не плачь, Лайлак, пожалуйста, не надо, – она плачет, подумал он, потому что он сделал ей больно, может быть, изнутри.
Она продолжала плакать.
– Лайлак, извини меня! – сказал он. – Извини меня, любимая! О, Христос и Веи, уж лучше бы пистолет сработал.
Она покачала головой, не отнимая рук ото рта.
– Ты поэтому плачешь? – сказал он. – Потому, что я сделал тебе больно? Тогда почему? Если ты не хочешь идти со мной, то и не надо, не ходи.
Она снова покачала головой, продолжая плакать. Он не знал, что делать. Он сидел рядом с ней, гладя ее по голове, и спрашивал почему она плачет, и говорил ей, чтобы она не плакала, а потом он взял свои одеяла, расстелил их рядом с ней, лег, повернул ее к себе и обнял. Она продолжала плакать, он проснулся, она глядела на него, лежа на боку, подперев голову ладонью.
– Нам нет смысла идти по отдельности, – сказала она, – так что пойдем вместе.
Он попытался вспомнить, что они говорили перед тем, как заснуть. Насколько он мог вспомнить, ничего; она плакала.
– Хорошо, – сказал он, не понимая ее.
– Мне очень стыдно за пистолет, – сказала она. Как я могла это сделать? Я была уверена, что ты солгал Кингу.
– Мне очень стыдно за то, что я сделал, – сказал он.
– Не надо, – сказала она. – Я тебя не виню. Все было абсолютно естественно. Как твоя рука?
Он вытащил руку из-под одеяла и согнул ее, рука больно заныла.
– Ничего, – сказал он.
Она взяла его руку в свою и посмотрела на повязку.
– Ты распылил лекарство?
– Да, – сказал он.
Она смотрела на него, по-прежнему держа его руку в своей.
Глаза ее были большие, карие и по-утреннему ясные.
– Ты правда отправился на остров и вернулся? – спросила она. Он кивнул.
Она улыбнулась и снова посмотрела на его руку, поднесла ее к губам и стала целовать пальцы, один за другим.
Глава 4
Они выехали только поздним утром и долго ехали быстро, чтобы компенсировать свою утреннюю расслабленность. Стоял странный день, с дымкой в воздухе, тяжело дышалось, небо было серо-зеленое, а солнце казалось белым диском, на который можно смотреть широко открытыми глазами. Это был сбой в контроле за погодой, Лайлак вспомнила похожий день в Кит, когда ей было двенадцать или тринадцать лет. («Ты там родилась?» – «Нет, я родилась в Мек»
– «Правда? Я тоже!») Теней не было, и велосипеды, попадавшиеся им навстречу, казалось, висели над землей, как автомобили. Члены понимающе смотрели на небо и, подъехав ближе, кивали без улыбки.
Когда они сидели на траве, деля на двоих контейнер с пирогом, Чип сказал:
– Теперь лучше ехать медленно. На велодорожке могут быть сканеры, нужно выбирать подходящий момент, чтобы их благополучно миновать.
– Сканеры из-за нас? – спросила Лайлак.
– Не обязательно, – ответил он. – Просто потому, что это ближайший город к одному из островов. Разве ты не приняла бы дополнительных предосторожностей, если бы была Уни?
Он боялся не столько сканеров, сколько того, что впереди их может ждать медицинская команда.
– А что, если члены нас там поджидают? – спросила она. – Советчики и врачи, с нашими фотографиями?
– Это не очень вероятно, много времени прошло, – сказал Чип. – Надо попытать счастья. У меня есть пистолет и нож, – он потрогал карман.
Через секунду она спросила:
– Ты ими воспользуешься?
– Да, – сказал он. – Думаю, да.
– Надеюсь, что не придется, – сказала она.
– Я тоже.
– Лучше тебе надеть темные очки, – сказала Лайлак.
– Сегодня? – он посмотрел на небо.
– Из-за твоего глаза.
– Ах, – сказал он, – конечно. – Он вынул очки от солнца и надел их, посмотрел на нее и улыбнулся. – А ты вряд ли сможешь что-нибудь сделать. Разве что, выдохнуть и задержать дыхание.
– Что ты имеешь в виду? – спросила она, покраснела и добавила:
