– Кто там? – спросил мужской голос.
– Чип Ньюман, – ответил Чип.
Дверь отперли и открыли, и Карл – тридцатипятилетний бородатый Карл с пристальным взглядом прежнего Карла, – заулыбался, схватил руку Чипа и сказал:
– Ли! Я думал, вы не приедете!
– Мы нарвались на каких-то добродушных свобов, – сказал Чип.
– О, Христос, – сказал Карл и впустил их.
Он запер дверь, Чип представил жену. Лайлак сказала:
– Здравствуйте, мистер Ньюгэйт, – и Карл, взяв ее протянутую руку, сказал:
– Я Аши. Здравствуйте, Лайлак. Чипа Карл спросил:
– Они вас обидели?
– Нет, – сказал Чип. – Просто: «Прочтите наизусть «Обет», и все такое.
– Ублюдки, – сказал Карл. – Проходите, я дам вам выпить, и вы об этом забудете, – он взял их за локти и провел по узкому коридору, увешанному с обеих сторон картинами, рама к раме.
– Ты выглядишь потрясающе, Чип, – сказал он.
– Ты тоже, Аши, – сказал Чип. Они улыбнулись друг другу.
– Семнадцать лет, брат, – сказал Карл.
Мужчины и женщины сидели в накуренной комнате с коричневыми стенами, их было десять – двенадцать, они разговаривали, держа в руках сигареты и стаканы. На звук шагов перестали разговаривать и обернулись в ожидании.
– Это Чип, а это Лайлак, – сказал им Карл. – Чип и я учились вместе в академии, самые худшие студенты-генетики в Семье.
Мужчины и женщины улыбнулись, и Карл стал указывать на них по очереди и называть их имена: «Вито, Санни, Рия, Ларс…» Большинство из них были иммигранты, бородатые мужчины и длинноволосые женщины с глазами и цветом кожи Семьи. Двое были местные: бледная прямая с орлиным носом женщина лет пятидесяти или около того, с золотым крестом, висящим на ее кажущемся пустым платье («Джулия», – сказал Карл, и она улыбнулась, не разжимая губ), и полная женщина помоложе с рыжими волосами в узком платье с переливающимися серебристыми бусинами. Некоторые из гостей могли быть как иммигрантами, так и местными: сероглазый безбородый мужчина по имени Боб; блондинка; молодой голубоглазый человек.
– Виски или вино? – спросил Карл. – Лайлак?
– Вино, пожалуйста, – сказала Лайлак.
Они проследовали за Карлом к маленькому столику, уставленному бутылками и стаканами, стояла на нем тарелка с парой ломтиков сыра и мяса, лежали пачки сигарет, спички. На стопке салфеток стояло сувенирное пресс-папье. Чип взял его, рассмотрел, оно было из АВС 21989.
– Чувствуешь ностальгию? – спросил Карл, наливая вино.
Чип показал пресс-папье Лайлак, и она улыбнулась.
– Не очень, – сказал он и положил пресс-папье на место.
– Чип?
– Виски.
Рыжеволосая женщина из местных в серебристом платье подошла, улыбаясь, с пустым стаканом в руке, на пальцах у нее было множество колец. Она сказала, обращаясь к Лайлак:
– Я думаю, все ваши люди красивы. Пусть в Семье нет свободы, но она на голову впереди нас по внешнему облику. Я бы все дала, чтобы быть худой, загорелой и с таким разрезом глаз.
Она заговорила о разумном отношении Семьи к сексу, и Чип вдруг обнаружил, что стоит со стаканом в руке. Карл и Лайлак разговаривают с другими, а женщина говорит с ним. Черные линии окаймляли и увеличивали ее карие глаза.
– Ваши люди немного более открыты, чем мы, – сказала она. – То есть сексуально. Вы больше наслаждаетесь этим. Женщина подошла и спросила:
– Хейнц возвращается, Марг?
– Он в Паламе, – ответила Марг, обернувшись. – Крыло гостиницы рухнуло.
– Прошу извинить меня, – сказал Чип и отступил в сторону.
Он пошел в другой конец комнаты, кивнул сидящим там людям и отпил немного виски из своего стакана, глядя на картины на стенах – пятна коричневого и красного на белом фоне. Виски было лучше на вкус, чем виски Хассана. Не такое горькое и обжигающее, не такое крепкое, словом, более приятное.
Картины с пятнами коричневого и красного были только плоским дизайном, на который интересно посмотреть секунду, не больше, ибо они ничем не связаны с жизнью. Подпись Карла (нет, Аши!) – «А» в кружке – стояло в нижнем левом углу. Чип гадал: были ли это картины, которые он рисовал на продажу, или же, коли висели у него в гостиной, являли собой часть «того, что он хочет делать», о чем он говорил с удовлетворением. Рисует ли он еще красивых мужчин и женщин без браслетов, каких он рисовал в академии?
Чип отпил еще виски и повернулся к людям, сидящим рядом с ним: трое мужчин и женщина, все иммигранты. Они разговаривали о мебели. Он послушал их несколько минут, сделал несколько глотков из стакана, и отошел.
Лайлак сидела рядом с крючконосой женщиной из местных – Джулией. Они курили и разговаривали, или, скорее, Джулия говорила, а Лайлак слушала.
Чип подошел к столу и подлил в свой стакан виски, зажег сигарету.
Человек, по имени Ларс, подошел и представился. Он держал школу для детей иммигрантов в Нью-Мадриде. Его привезли на Свободу ребенком, и он прожил на ней сорок два года.
Подошел Аши, держа за руку Лайлак. «Чип, пойдем, посмотрим мою мастерскую», – сказал он.
Он провел их все в тот же коридор, увешанный картинами.
Остановился.
– Ты знаешь, с кем ты разговаривала? – спросил он Лайлак.
– С Джулией, – сказала она.
– С Джулией Костанца, – уточнил он. – Она двоюродная сестра Генерала. Презирает его. Была одним из основателей Помощи Иммигрантам.
Его мастерская была большая и ярко освещенная. На мольберте была незаконченная картина – женщина из местных с котенком на руках, на другом мольберте холст испещренный синими и зелеными пятнами. Другие картины стояли прислоненными к стенам: пятна коричневого и оранжевого, синего и пурпурного, пурпурного и черного, оранжевого и красного.
Он объяснил им, что пытается сделать, подчеркивая соотношение, противопоставление и нюансы цвета.
Чип отвернулся и выпил свое виски.
– Послушайте, вы, железки! – сказал он достаточно громко, чтобы все могли его слышать. – Перестаньте говорить о мебели на секунду и послушайте! Вы знаете, что мы должны сделать?
Бить Уни! Я не ругаюсь, я имею это в виду буквально. Драться с У ни! Потому что это Уни надо винить – за все! За свобов, которые есть то, что они есть, потому что им не хватает еды, или пространства, или связей с внешним миром; и за манекенов, которые есть то, что они есть, потому что их накачивают ЛПК с одной стороны и транквилизаторами с другой; и за нас, которые есть то, что мы есть, потому что Уни засунул нас сюда, чтобы от нас избавиться! Это Уни надо винить – он так заморозил мир, что в нем не происходит больше перемен – и нам надо драться с ним! Нам надо поднять наши глупые битые зады и ДРАТЬСЯ С НИМ!
