Она подперла голову рукой и покосилась на него.
– Что ты имеешь в виду? – спросила она. Чип слегка вздохнул и сказал:
– Нас будут классифицировать, правильно?
– Правильно.
– А представь, что нас не будут классифицировать.
Представь, что мы должны сами классифицировать себя.
– Это глупо, – сказала она, чертя что-то пальцем на его груди.
– Об этом интересно думать.
– Давай снова трахаться, – сказала она.
– Подожди минутку, – ответил Чип. – Ты только подумай, сколько всяких классификаций! Представь, что если бы мы сами…
– Я не хочу, – сказала она, переставая рисовать. – Это глупо. И нездорово. Нас классифицируют, и нечего об этом думать. Уни знает, что мы…
– Пошел в драку этот Уни, – сказал Чип. – Ты только притворись на минуту, что мы живем…
Анна оттолкнула его и легла на живот, она теперь лежала напряженно и неподвижно, повернувшись к Чипу затылком.
– Извини, мне очень жаль, – сказал он.
– Мне очень жаль, – сказала она. – Жаль тебя. Ты болен.
– Нет, я не болен, – сказал Чип.
Она ничего не ответила.
Он сел и в отчаянии посмотрел на ее напряженную спину.
– У меня это случайно сорвалось, – сказал он. – Извини.
Анна молчала.
– Это только слова, Анна, – сказал Чип.
– Ты болен, – повторила она.
– Вот ненависть, – выругался он.
– Ты понимаешь, что я имею в виду?
– Анна, – сказал Чип, – послушай, забудь об этом. Забудь обо всем, хорошо? Просто забудь, – он пощекотал ее между ног, но она сдвинула их, преградив путь его руке.
Ах, Анна, – сказал Чип. – Ну, чего ты. Я же сказал, что мне очень жаль, правда? Ну, давай снова трахаться. Я вылижу тебя сначала, если хочешь.
Чуть поколебавшись, она расслабила ноги и позволила Чипу щекотать себя.
Потом она перевернулась на спину и села, глядя на него.
– Ты болен, Ли? – спросила она.
– Нет, – сказал он и заставил себя рассмеяться. – Конечно, я не болен.
– Я никогда о таком не слышала, – сказала она. – Классифицировать себя? Как мы можем это сделать? Как мы можем столько знать?
– Я просто думаю об этом, иногда. Не очень часто. Даже, почти никогда и не думаю.
– Это такая… смешная мысль, – сказала она. – Это звучит так… я не знаю… так до-Объединенчески.
– Я больше об этом не думаю, – сказал Чип, и поднял правую руку со съехавшим вниз браслетом. – Любовь Семьи, – поклялся он. – Давай, ложись, и я тебя вылижу.
Она откинулась на одеяло, все еще с выражением беспокойства на лице.
На следующее утро без пяти десять Мария СЗ позвонила Чипу и попросила зайти к ней.
– Когда? – спросил он.
– Сейчас, – ответила она.
– – Хорошо, – сказал Чип. – Я сейчас спущусь.
– Зачем это ты ей нужен в воскресенье? – спросила мать Чипа.
– Не знаю, – ответил Чип.
Но он знал. Анна ВФ позвонила своему советчику.
Он ехал вниз по эскалатору, думая, как много Анна рассказала о нем, и что ему отвечать; и неожиданно ему захотелось заплакать и сказать Марии, что он болен, что он эгоист и лгун. Члены, ехавшие вверх по эскалатору, навстречу ему, улыбались, были спокойны и довольны, в гармонии с приятной музыкой, доносившейся из динамиков, только он был виновен и несчастлив.
В кабинетах советчиков было необычно тихо. В нескольких кубических секциях виднелись советчики и члены, но большинство секций было пусто, с аккуратно убранными столами и свободными стульями, ожидавшими, что кто-нибудь на них сядет. В одной секции член в зеленом комбинезоне склонился над телефоном и орудовал отверткой.
Мария стояла на стуле, украшая праздничной рождественской лентой картину «Веи разговаривает с химиотерапевтами». Два рулона ленты – красной и зеленой – лежали на столе, там же стоял открытый телекомп, а рядом с ним – контейнер с чаем.
– Ли? – спросила Мария, не оборачиваясь. – Как ты скоро!
Садись.
Чип сел. Строчки зеленых символов светились на экране телекомпа. Кнопка ответа была прижата сувенирным пресс-папье из РОС 81655.
– Не падай! – сказала Мария ленте и, не сводя с нее глаз, осторожно спустилась со стула. Лента не упала.
Мария повернула стул к столу. С улыбкой глядя на Чипа села. Она посмотрела на экран телекомпа и отпила несколько глотков из контейнера с чаем. Потом она поставила и посмотрела на Чипа и снова улыбнулась.
– Один член говорит, что тебе нужно помочь, – сказала она. – Та девушка, с которой ты вчера трахался, Анна, – она взглянула на экран, – ВФ 35Х6143.
Чип кивнул.
– Я сказал плохое слово, – сказал он.
– Два плохих слова, – сказала Мария, – но не это главное.
По крайней мере, в сравнении с остальным. Главное – то, что ты говорил насчет того, чтобы самому решать, какую выбрать классификацию, если бы не было УниКомпа, который этим занимается.
Чип перевел глаза с Марии на рулоны красной и зеленой рождественской ленты.
– Ты часто думаешь об этом, Ли? – спросила Мария.
– Иногда, редко, – ответил Чип. – В свободные часы или ночью, в школе – никогда, и во время телевизора – тоже.
– Ночное время тоже считается, – сказала Мария. – Ночью ты должен спать.
Чип посмотрел на нее и ничего не сказал.
– Когда это началось? – спросила она.
– Я не знаю, – сказал он. – Несколько лет назад. В Евр.
– Твой дед? – спросила Мария.
Чип кивнул.
Она посмотрела на экран, потом, сочувственно, на Чипа.
– Тебе никогда не приходило в голову, – спросила она, – что это «решение» и «выбирание» суть проявления эгоизма? Эгоизм?
– Может быть, – сказал Чип, глядя на край стола и водя по нему пальцем.
– Ах, Ли, – сказала Мария. – А зачем же я здесь? Зачем вообще советчики? Чтобы помогать нам, правда? Чип кивнул.
– Почему ты не сказал мне? Или твоему советчику в Евр?
Почему ты ждал, потерял сон и растревожил эту Анну?
Чип пожал плечами, по-прежнему глядя на свой рисующий на столе палец с черным ногтем.
– Это было, в общем, интересно, – сказал он.
– В общем, интересно, – сказала Мария. – Может быть, тоже, в общем, интересно, подумать о до-Объединенческом хаосе, в котором мы бы оказались, если бы действительно сами выбирали себе классификацию. Ты подумал об этом?
