Сэлли прекратила сопротивляться и сильно побледнела.
— Чертов ублюдок! Мы сообщим о вашем нападении в американское посольство!
Военачальник, словно сожалея о глупости всего происходящего, печально покачал головой:
— А теперь давайте поедем без драки.
Том и Сэлли позволили препроводить себя в машину. Офицер втолкнул Тома на заднее сиденье, а девушку усадил рядом.
Их рюкзаки и вещмешки уже успели принести из гостиницы. Джип тронулся и повернул в сторону взлетной полосы на поле, где в траве поджидал серый военный вертолет. Когда они подъехали ближе, стало видно, что пилот открыл капот и возится с мотором. Джип остановился рядом.
— В чем дело? — резко спросил по-испански офицер.
— Прошу прощения, teniente
[23]
, небольшая проблема.
— Какая проблема?
— Нужна запчасть.
— А без нее лететь нельзя?
— Нет, teniente.
— Чертова железка! До каких пор будет ломаться твой вертолет?
— Прикажете запросить по радио прислать самолет с деталью?
— Запрашивай, дьявол тебя побери, придурок!
Пилот забрался в вертушку, переговорил по радио и вылез из кабины.
— Прилетит завтра утром, teniente. Это самое раннее.
Лейтенант запер Тома и Сэлли в деревянном сарае рядом со взлетно-посадочной полосой, а снаружи поставил сторожить двух солдат. Когда дверь захлопнулась, Том сел на пятидесятипятигаллонный бак и потер ушибленное место.
— Как вы себя чувствуете? — спросила его Сэлли.
— Так, словно у меня не голова, а медный гонг, в который только что крепко ударили.
— Предательский удар. — Том кивнул.
Послышался шорох, дверь снова отворилась, и на пороге появился лейтенант. Он отошел в сторону, пропустив солдата, который принес их спальные мешки и фонарь.
— Прошу прощения за неудобства.
— Вы будете просить прощения тогда, когда я сообщу о вашем поведении! — огрызнулась Сэлли.
Офицер не обратил на ее слова ни малейшего внимания.
— И позвольте посоветовать вести себя без глупостей. Будет очень неприятно, если кто-нибудь окажется застреленным.
— Вы не посмеете нас убить, хвастливый фашист! — Лейтенант улыбнулся, и в полумраке сарая блеснули его зубы.
— Всем известно, что здесь происходят несчастные случаи. Особенно с не подготовленными к суровости Москитового берега американцами.
Он попятился, вышел из сарая и захлопнул за собой дверь. Том услышал из-за двери приглушенные голоса: офицер предупреждал подчиненных, что, если те заснут или надерутся на дежурстве, он лично отрежет им яйца, засушит и повесит на дверях вместо молоточка.
— Чертов фашист! — повторила Сэлли. — Спасибо, что пришли на выручку.
— К сожалению, не очень помог.
— Крепко он вас? — Девушка осмотрела голову Тома. — Здоровенная шишка.
— Ничего, все в порядке.
Сэлли села рядом, и он почувствовал тепло ее тела. Повернулся и в полутьме сарая стал любоваться ее четко очерченным профилем. Она взглянула на него. Ее лицо было совсем рядом, и он заметил изгиб губ, ямочку на щеке и россыпь веснушек на носу. Ее по-прежнему окружал аромат мяты. Не сознавая, что делает, Том приблизился и коснулся губами ее губ. На мгновение Сэлли застыла, а затем резко отстранилась.
— Это была не слишком удачная мысль.
Что это на него нашло? Смущенный Том застенчиво отвернулся. Неловкое молчание прервал стук в дверь.
— Ужин! — объявил солдат.
Дверь на секунду растворилась — в сарай хлынул свет — и тут же захлопнулась. Том услышал, как солдат снова запер их тюрьму.
Он посветил фонариком и обнаружил поднос. Ужин состоял из двух бутылок теплой «Пепси», нескольких бобовых лепешек и горстки тепловатого риса. Ни один из них не испытывал желания есть. Боль в голове прошла, и по мере того, как она стихала, Том приходил в бешенство. Как эти солдафоны посмели?! Они с Сэлли ничего не нарушили. Ему пришло в голову, что их незаконный арест организовал загадочный враг — тот, что расправился с Барнаби и Фентоном. Значит, его братья еще в большей опасности, чем он считал.
— Дайте мне фонарь.
Сарай был построен — более убого не придумаешь: каркас с прибитыми досками, а сверху — жестяная крыша. В голове у Тома стала зарождаться идея — план побега.
18
В три часа утра они заняли свои места: Сэлли у двери. Том у задней стены. Том шепотом досчитал до трех, и они разом принялись стучать, причем Сэлли старалась делать это как можно громче, чтобы заглушить его попытку оторвать доску. Обе канонады слились в одну и гулко отдавались в закрытом пространстве сарая. Как и надеялся Том, посеревшая обшивка поддалась.
В деревне залаяли собаки. Один из солдат разразился руганью.
— Что вы там вытворяете?
— Мне надо в туалет! — закричала Сэлли.
— Ничего не выйдет, облегчайтесь там!
Том снова шепотом досчитал до трех. Раз, два, три. Сэлли грохнула в дверь, и он оторвал вторую доску.
— Прекратить! — приказал солдат.
— Мне надо выйти, cabron
[24]
! — не сдавалась девушка.
— Прошу прощения, сеньорита, вам придется делать все внутри. У меня приказ: ни при каких обстоятельствах не открывать дверь.
Раз, два, три — удар!
Отлетела третья доска. Дыра оказалась достаточно велика, чтобы можно было протиснуться. Собаки в городке заливались в истерическом лае.
— Еще один удар, и я вызову teniente!
— Но мне необходимо выйти.
— Ничем не могу помочь.
— Вы не солдаты, а варвары!
— У нас такой приказ, сеньорита.
— Так отвечали солдаты Гитлера.
— Сэлли, пошли, — прошептал Том и махнул в темноте рукой.
— Гитлер был не таким уж плохим человеком. У него все поезда отправлялись по расписанию.
— Это у Муссолини, идиот! — огрызнулась Сэлли. — Вы оба кончите свою жизнь на виселице, и туда вам и дорога.
— Сэлли, — позвал Том.
— Нет, вы слышали, что говорил этот фашист? — возмущалась она.
Том толкнул ее в пролом и подал спальные мешки. И они, пригнувшись, побежали по лесной тропинке в сторону городка. Брус не мог похвастаться электричеством, но небо оставалось чистым, и улочки заливал лунный свет. Собаки залаяли, как только Сэлли принялась колотить в дверь, и теперь их брехня не вызвала тревоги. Несмотря на шум, никто не вышел из домов.