Попросили приготовиться к посадке, между рядами кресел просеменила стюардесса. Она кивала, улыбалась и вполголоса напоминала деловым людям выключить компьютеры. Мэддокс убрал свой ноутбук под сиденье и посмотрел в окно, за которым проплывал коричневый ландшафт Нью-Мексико. Самолет приближался к Альбукерке с востока, внизу виднелись склоны гор Сандия, на них темные полоски леса резко сменялись участками, покрытыми снегом. Самолет пролетел над горой и, оказавшись над городом, приступил к снижению. Мэддокс мог разглядеть все: и реку, и шоссе, и большую междуштатную магистраль, и маленькие домики, сгрудившиеся у подножия гор. Столько никому не нужных людишек, прозябающих в своих хибарах... Картина подействовала на Джимсона угнетающе. Он почувствовал себя так, будто снова оказался в тюрьме.
Нет, это, пожалуй, чересчур. С тюрьмой ничто не может сравниться, даже отдаленно.
Мэддокс вспомнил о насущной проблеме, и его внезапно охватило раздражение. Бродбент. Должно быть, там, в Лабиринте, он дожидался подходящего момента. Да, он просто выжидал. Джимсон все сделал, прикончил того типа, а тут пожаловал Бродбент, прикарманил блокнот и смылся. Неплохо устроился, сукин сын.
Мэддокс глубоко вдохнул, закрыл глаза, несколько раз повторил про себя мантру, пытаясь медитировать. Ни к чему себя накручивать. Ничего в предстоящем деле трудного нет. Если Бродбент прячет записную книжку дома, Мэддокс ее отыщет. А если не дома, тогда Мэддокс все равно как-нибудь да вытрясет блокнот из Бродбента. Тот просто не знает, с кем связался. И раз Бродбент влез в эти дела по самое не могу, он вряд ли пойдет в участок. Они с Мэддоксом все уладят по-тихому.
Он ведь в таком долгу перед Корвусом... Господи, да он Корвусу просто жизнью обязан.
Джимсон откинулся в своем кресле, и «Боинг-747» совершил чудесную мягкую посадку, едва ощутимо коснувшись земли. Мэддокс решил, что это хороший знак.
10
На следующее утро Том застал своего помощника Шейна Макбрайда у ходунка. Помощник внимательно наблюдал, как гнедой четвертьмильный
[6]
конек ковыляет по кругу. Шейн был ирландцем из южного Бостона, учился в Йельском университете, однако фамилией и усвоенными привычками уже настолько сильно походил на уроженца Запада, что больше, нежели местные жители, напоминал настоящего ковбоя. Он разгуливал в плетеных веревочных ботинках и щеголял густыми усами, нахлобучив на голову поношенную ковбойскую шляпу с загнутыми кверху полями и повязав вокруг шеи выгоревший черный платок. А еще Макбрайд вечно жевал табак. Шейн разбирался в лошадях, имел хорошее чувство юмора, серьезно относился к своей работе и был человеком невероятно преданным. Лучшего помощника Том и не желал.
Шейн повернулся к Бродбенту, снял шляпу, вытер пот со лба, прищурил один глаз и спросил:
– Что скажешь?
Том присмотрелся к походке коня.
– И давно он в ходунке?
– Десять минут.
– Ножной остит.
Шейн перестал щуриться.
– Не-а. Тут ты не прав. Это сесамоидит.
– Щеточные суставы не опухли. И ранка слишком симметричной формы.
– В начальной стадии сесамоидита язвочка тоже может быть симметричной.
Том внимательнее посмотрел на коня.
– Чей он?
– Хозяев соседнего ковбойского домика. Коня зовут Благородный Никс. Раньше у него вообще никаких болячек не было.
– Это пастуший конь или на нем охотиться ездят?
– Он участвует в скачках.
Том нахмурился.
– Тогда, может, ты и прав.
– Может? Да какой там «может»! Он только что из Амарильо, со скачек, седло выиграл. Утомительные тренировки да долгий переезд – и вот тебе результат.
Том остановил ходунок, опустился на колени, ощупал лошадиную ногу сзади, над копытом. Она была горячей. Бродбент поднялся.
– Я все же утверждаю, что это ножной остит, однако признаю: вероятно, остит затронул сесамовидные кости.
– Излагаешь прямо как юрист.
– В обоих случаях лечение одинаковое. Полный покой, промывание холодной водой плюс диметилсульфоксид и кожаные накладки.
– Да знаю я, знаю.
Том положил руку Шейну на плечо.
– А ты делаешь успехи, а, Шейн?
– Есть такое дело, босс.
– Значит, и сегодня сможешь подежурить в лечебнице?
– А ведь в городе куда лучше – и пиво тебе холодное, и музыканты, и девочки в коротких юбках...
– Ну ладно, подежурь. И, смотри, осторожно, не устрой тут пожар.
– Ты все ищешь ту девицу, у которой отца застрелили в Лабиринте?
– Я бы не сказал, что поиски продвигаются успешно. И полиция никак не найдет тело.
– Не мудрено. Там же территория огромная, на ней черт ногу сломит.
Том кивнул.
– Если б я выяснил, что именно написано в его блокноте, то сразу бы понял, кто он.
– Наверное.
Том уже обо всем рассказал Шейну, настолько они были близки. А Шейн, несмотря на свою разговорчивость, на самом деле умел держать язык за зубами.
– У тебя этот блокнот с собой?
Том вынул записную книжку из кармана.
– Дай-ка взглянуть. – Шейн полистал блокнот. – Что это? Шифр?
– Да.
Шейн закрыл блокнот, осмотрел обложку.
– Его кровь?
Том кивнул.
– Бог ты мой. Бедняга. – Шейн отдал Тому книжку. – Если легавые узнают, что ты ее утаил, у тебя будут неприятности.
– Понимаю.
Том обошел свою ветеринарную лечебницу, осмотрел лошадей в стойлах. Каждую погладил, каждой сказал что-то ласковое, проверил, всё ли в порядке. Затем перебрал счета у себя на рабочем столе – некоторые оказались просроченными. Дело тут было даже не в безденежье, Том просто поленился их оплатить. Ни он, ни Шейн терпеть не могли бумажной возни. Том сунул конверты со счетами в пластмассовую коробку, так ни один и не распечатав. Для всей этой бумажной тягомотины не худо бы нанять счетовода, вот только дополнительные траты оставят их в убытке, а они только-только, после года тяжкого труда, достигли уровня нулевой прибыли. И не важно, что у Тома условно депонировано сто миллионов долларов; в отличие от отца он хотел пользоваться плодами собственного труда.
Том отодвинул бумаги и достал ноутбук. Цифры в блокноте не давали ему покоя. Он был уверен: именно цифры скрывают тайну личности того человека. И найденного им клада.
Шейн просунул голову в дверь.
– Как там наш участник скачек? – спросил Том.
