Когда тот тип сказал, что Салли на Мадерской стоянке, Том понял: это ложь. Сейчас, летом, там полно детей, и в огороженные деревянные домики в любой момент может кто-нибудь войти, к тому же они слишком хорошо просматриваются. Похититель наплел Тому про Мадерскую стоянку, стремясь вынудить его поехать на юг. И что помощник у гада есть, тоже маловероятно.
Через несколько минут Том увидел позади себя фары какого-то автомобиля. Когда он еще только ехал к условленному месту, то обогнал некий «рейнджровер», а потом заметил ту же машину около винного магазина. Теперь он не сомневался, что это автомобиль похитителя, поскольку «рейнджровер» на его глазах замедлил ход приблизительно там, где был брошен пакет. Загорелся подфарник, ярко осветив поле. Том внезапно испугался, что его заметят, но луч света обшарил только ближайшее пространство. Автомобиль сделал полукруг, вернулся на прежнее место, и из него выскочил человек. Поднял с земли пакет. Человек был высок и худ, издали больше ничего разглядеть не удавалось. Через секунду он уже прыгнул в машину, и «рейнджровер», шурша шинами, поехал на север.
Том подождал, пока автомобиль окажется достаточно далеко впереди, и затем, не включая фар, завел пикап и вернулся на шоссе. Приходилось ехать вслепую: если бы он включил свет, похититель понял бы, что за ним следят, ведь «шевроле» с его круглыми старомодными фарами был слишком приметен.
На шоссе Том развил такую высокую скорость, на какую только мог отважиться при езде по темной дороге. Он не отрывал глаз от удаляющихся огоньков впереди, однако автомобиль похитителя ехал быстро, и Том понял, что если не включит фары, то непременно отстанет. Надо было рискнуть.
Он как раз приближался к винному магазину, когда заметил неизвестный грузовик, подъезжающий к заправке. Том резко затормозил, свернул к бензоколонке и остановился напротив насосов. Около них стоял грузовик, потрепанный «додж-дакота». Водитель расплачивался, а ключи остались в зажигании. Из дверного кармашка торчала рукоятка пистолета.
Том выскочил из своего пикапа, забрался в «додж», завел мотор и выехал на дорогу, только резина на шинах скрипнула. На полной скорости он устремился на север, в темноту, где растаяли задние огни «рейнджровера».
6
Звонок раздался в одиннадцать ноль-ноль. Мелоди, хотя и предвидела его, так и подскочила, когда в тиши пустой лаборатории вдруг ожил телефон. Нервы у нее были на пределе.
– Мелоди, как продвигается исследование?
– Превосходно, доктор Корвус, просто превосходно. – Она проглотила слюну, сознавая, что тяжело дышит прямо в трубку.
– Все еще трудитесь?
– Да, да, разумеется.
– И как, результаты есть?
– Да. Они... невероятные.
– Расскажите мне все о них.
– Образец содержит большое количество иридия – именно такого, каким изобилуют отложения на границе между третичным и меловым периодами. Даже более того – образец просто изобилует иридием.
– Какая именно разновидность иридия? Какова его концентрация в миллиардных долях?
– Здесь иридий включен в разнообразные изометрические сорокавосьмигранные образования, их общая формула – R0,5Os0,3Ru0,1. Концентрация иридия – свыше 18 миллиардных долей. Соединения именно этого типа, как вам известно, обнаружены в районе падения астероида Чиксулуб.
Мелоди подождала ответа, однако Корвус молчал. Она несмело заговорила вновь:
– Данная окаменелость... Она, случайно, найдена не на границе третичных и меловых отложений?
– Возможно.
Снова повисло долгое молчание. Мелоди продолжала:
– Во внешней цементирующей породе я обнаружила огромное количество микроскопических частиц сажи – такая образуется при лесных пожарах. А в одной из последних статей в «Журнале геофизических исследований» говорится, что после падения астероида Чиксулуб на Земле выгорело более трети лесного покрова.
– Я знаю, о чем там пишут, – негромко проговорил Корвус.
– В таком случае вам известно, что на границе между третичными и меловыми отложениями есть два пласта: первый – оставшиеся после падения астероида и насыщенные иридием обломки пород, а второй – слой сажи, образовавшейся во время лесных пожаров, которые бушевали повсеместно. – Мелоди остановилась, снова ожидая какой бы то ни было реакции, но в трубке опять надолго замолчали. Корвус будто не понимал ее... Или все же понимал?
– Мне кажется... – Она примолкла, чуть ли не пугаясь продолжать. – Вернее, я могу сделать вывод, что этот динозавр погиб именно в момент падения астероида, или, точнее, в результате последующей экологической катастрофы.
Сенсационный вывод канул в пустоту. Корвус по-прежнему молчал.
– Я бы еще предположила, что время гибели динозавра объясняет прекрасную сохранность окаменелости.
– Каким образом это возможно? – осторожно спросил ее собеседник.
– Когда я читала статью, мне пришло в голову, что падение астероида, пожары и разогрев атмосферы создали уникальные условия для образования окаменелостей. Во-первых, не стало животных, питающихся падалью, которые могли бы разорвать в клочки тушу и растащить кости. После падения астероида потепление началось на всей территории Земли, воздух сделался горячим, как в пустыне Сахара, и во многих районах температура в конечном счете достигла ста, даже двухсот градусов – возникли прекрасные условия для термического высушивания мертвого животного. Кроме того, поднявшаяся пыль стала причиной одинаковой погоды на гигантских территориях, а сильные наводнения наверняка быстро затопили останки динозавра...
Мелоди перевела дыхание, дожидаясь реакции – волнения, изумления, скептического замечания. И опять ничего.
– Еще что-нибудь? – только и спросил Корвус.
– Ну, еще имеются «венерины зеркальца».
– «Венерины зеркальца»?
– Я назвала так черные частицы, помните, вы их заметили. Просто под микроскопом они напоминают символ Венеры – кружок и под ним крестик. Женский символ, знаете?
– Женский символ, – механически повторил Корвус.
– Я провела с ними несколько опытов. Они не являются мелкокристаллическими и возникли, по-видимому, не в результате образования окаменелости. Каждая частица представляет собой сферу из неорганического угля, от сферы отходит ответвление, а внутри ее содержится набор микроэлементов, которые я пока не исследовала.
– Понятно.
– Все «зеркальца» имеют одинаковую форму и не отличаются по размеру, что, возможно, предполагает их биологическое происхождение. Похоже, они присутствовали в организме динозавра в момент его гибели и оставались там, не претерпевая никаких изменений на протяжении шестидесяти пяти миллионов лет. Они... очень необычные. Мне придется проделать большую работу, чтобы с ними разобраться. Как бы это не оказались микроорганизмы – носители некой инфекции.
