АВТОСТРАДА 70.
Роланд присоединился к Джейку, осторожно достал из-за пазухи
Ыша, опустил на крышу. Ушастик обнюхал розовую поверхность, посмотрел вперед,
на носовую часть поезда. Там гладкая пулеобразная поверхность топорщилась
искореженным металлом. Две темные параллельные борозды начинались у переднего
торца поезда и заканчивались в десяти ярдах от того места, где стояли Джейк и
Роланд. В конце каждой торчал металлический столб, раскрашенный чередующимися
черными и желтыми полосами. Эти столбы и взрезали крышу Блейна Моно. Джейку они
чем-то напоминали стойки футбольных ворот.
– Это те самые упоры, о которые он и хотел разбиться, –
прошептала Сюзанна. Роланд кивнул.
– Похоже, нам повезло. Если бы он мчался быстрее…
– Ка, – раздался за их спинами голос Эдди. По интонации
чувствовалось, что он улыбается. Роланд вновь кивнул.
– Именно так. Ка.
Джейк отвернулся от столбов, опять посмотрел на щит с
маркировкой дороги. Он уже убедил себя, что если щит и останется, то надпись он
увидит совсем другую ("ПЛАТНАЯ ДОРОГА СРЕДИННОГО МИРА" или
"БЕРЕГИСЬ ДЕМОНОВ"), но прочитал на щите то же самое, что и в первый
раз.
– Эдди? Сюзанна? Вы это видите?
Они проследили взглядами за его указующим пальцем. Какое-то
время, достаточно долгое, чтобы Джейк успел испугаться, а не галлюцинации ли у
него, они молчали. Потом паузу нарушил Эдди:
– Святое дерьмо. Неужели мы дома? Если да, то где люди? Если
бы Блейн прикатил в Топику… нашу Топику, канзасскую Топику… как могло
получиться, что я не видел этого в "Шестидесяти минутах"
["Шестьдесят минут" – информационно-публицистический тележурнал. Выходит
еженедельно с 1968 года.]?
– Что такое «Шестьдесят минут»? – спросила Сюзанна. Прикрыв
ладонью глаза, она смотрела на юго-восток, на щит.
– Телевизионная передача, – ответил Эдди. – Ты с ней
разминулась на пять или десять лет. Белые господа в галстуках. Не важно. Этот указатель…
– Это Канзас, точно, – кивнула Сюзанна. – Наш Канзас,
полагаю. – Она заметила другой щит, едва проглядывающий за деревьями. Показала
на него Джейку, Эдди и Роланду.
Девиз
КАНЗАССКОЙ ПЛАТНОЙ АВТОСТРАДЫ:
Без карты – никуда.
Загляните в дорожный атлас
Рэнда Макнелли.
– В твоем мире есть Канзас, Роланд?
– Нет, – Роланд переводил взгляд с одного щита на другой. –
Мы далеко за пределами того мира, который я знал. Я покинул его задолго до
того, как встретил вас троих. Это место…
Он замолчал, склонил голову набок, словно прислушивался к
какому-то очень далекому звуку. И выражение его лица… Джейку все это очень не
нравилось.
– Итак, дети! – радостно воскликнул Эдди. – Сегодня мы будем
изучать географию Срединного мира. Видите ли, мальчики и девочки, в Срединном
мире вы выходите из Нью-Йорка, путешествуете на юго-восток к Канзасу, затем
следуете вдоль Тропы Луча, пока не добираетесь до Темной Башни… которая
находится в самом центре. Первым делом вы сражаетесь с гигантскими лобстерами!
Потом катите на сбрендившем поезде! И наконец, после короткого визита в наш
любимый бар…
– Вы что-нибудь слышите? – оборвал его Роланд. – Кто-нибудь
из вас?
Джейк прислушался. Ветер, шуршащий листвой деревьев в парке,
листья только-только начали желтеть и опадать, постукивание коготков Ыша,
двинувшегося по крыше к носовой части Моно. Потом Ыш остановился, прекратилось
и постукивание…
На плечо Джейку, заставив подпрыгнуть от неожиданности,
легла рука. Рука Сюзанны. Голова, склоненная набок. Глаза-блюдца. Вслушивался и
Эдди. И Ыш: он навострил уши, чуть слышно зарычал.
Джейк почувствовал, как по коже у него побежали мурашки. В
то же время губы затвердели, скривились в гримасе. Точно так же, как кривились
они, стоило укусить лимон. Им предлагалась звуковая версия этого самого укуса.
И он уже слышал нечто подобное. Несколько лет назад он видел в Центральном
парке одного психа, который мнил себя музыкантом… да, психов, полагающих, что
они музыканты в Центральном парке хватало, но только этот играл на столярном
инструменте. Перед тем типом рядом с лежащей полями вверх шляпой стояла
табличка с надписью: «ВЕЛИЧАЙШИЙ В МИРЕ ИГРОК НА ПИЛЕ! ЗВУЧИТ КАК ГАВАЙСКАЯ
ГИТАРА, НЕ ТАК ЛИ? ПОЖАЛУЙСТА, ПОЗАБОТЬТЕСЬ О МОЕМ ПРОПИТАНИИ!»
В парк Джейк тогда ходил с Гретой Шоу, и он запомнил, как
она ускорила шаг, проходя мимо этого музыканта, сидящего, словно виолончелист в
оркестровой яме, только на его голых ногах лежала слегка тронутая ржавчиной
ножовка. Джейк помнил выражение комического ужаса на лице миссис Шоу,
подрагивание ее плотно сжатых губ, как будто… как будто она только что
надкусила лимон.
Звук, который слышался сейчас, не полностью соответствовал
тому,
(ЗВУЧИТ КАК ГАВАЙСКАЯ ГИТАРА, НЕ ТАК ЛИ?)
что извлекал тот парень в парке из пилы при вибрации ее
полотна, но и не так уж отличался: колеблющийся, дрожащий металлический звук,
от которого заполнялись синапсы, а из глаз начинали литься слезы. Источник
звука находился перед ними? Джейк за это поручиться не мог. Вроде бы звук
накатывал со всех сторон, но такой слабый, что Джейку хотелось верить, что его
нет и в помине, просто у него разыгралось воображение. Да только остальные…
– Берегись! – крикнул Эдди. – Помогите мне! Скорее! Я думаю,
он сейчас отключится!
Джейк резко повернулся к стрелку и увидел, что лицо у того
побелело как мел. Один уголок рта дергался, словно зацепленный рыболовным
крючком.
– Джонас, Рейнолдс и Дипейп, – произнес он. – Большие
охотники за гробами. И она. Коос. Именно они. Именно они…
По телу Роланда, стоящего на крыше монопоезда в разбитых
пыльных сапогах, пробежала дрожь. Невероятная печаль отразилась на лице.
– О, Сюзан, – прошептал он. – О, дорогая моя.
2
Они его поймали, подхватили на руки, уберегли от падения.
Стрелка бросило в жар от чувства вины и презрения к себе. Что он такого сделал,
чтобы его оберегали с таким рвением? Всего лишь жестоко вырвал из привычной
жизни, точно так же, как садовник вырывает с грядок сорняки.
Он попытался сказать им, что с ним все в порядке, что они
могут отойти, что он в норме, но ни слова не сорвалось с губ. Этот ужасный
вибрирующий звук перенес его в далекое прошлое, в каньон к западу от Хэмбри.
Дипейп, Рейнолдс и старый хромоногий Джонас. Но более всего он ненавидел
женщину с холма, черной ненавистью, на какую только способен очень молодой
мужчина. Да, теперь ему не оставалось ничего другого, он мог только ненавидеть.
Тогда у него разбилось сердце. И теперь, по прошествии стольких лет, ему вроде
бы открылась истина: разбитые сердца склеиваются вновь, и ничего ужаснее не
может выпасть на долю человека.
