Сюзан все это видела не единожды. Ее отец долгие годы
занимал пост главного конюха феода и частенько ездил в Дом-на-Набережной по
делам. Много раз он брал с собой любимую дочь. И, похоже, зря. За эти годы она
многократно видела Харта Торина, но и он видел ее ровно столько же. Отсюда и
результат! В итоге в матери своему сыну он выбрал девушку, на пятьдесят лет
моложе его самого.
Слишком уж легко она согласилась на сделку… Нет, так,
пожалуй, сказать нельзя, это будет несправедливо по отношению к ней… но уж
особо не горевала, это точно. Подумала, выслушав доводы тети Корд: В общем-то
невелико дело, учитывая, что удастся снять арест с земель… наконец-то получить
во владение участок на Спуске… зафиксировать в документах, один будет храниться
в нашем доме, второй – в архивах Раймера, что земля принадлежит нам. Да, и еще
лошади. Только три, все так, но на три больше в сравнении с тем, что у нас
сейчас есть. А что на другой чаше весов? Лечь с ним в постель раз или два,
выносить ребенка, как вынашивали до меня миллионы женщин безо всякого ущерба
для себя. В конце концов он не мутант и не прокаженный, а всего лишь старик с
хрустящими суставами. Это же не навсегда, и, как говорит тетя Корд, я еще смогу
выйти замуж, если будет на то согласие времени и ка. Я буду не первой женщиной,
которая придет в постель мужа уже матерью. Я же не стану из-за этого шлюхой!
Закон гласит, что нет, но закон тут мне не указ. Последнее слово остается за
сердцем, а сердце говорит, что ради земли, принадлежащей отцу и трех лошадей,
чтобы скакать по ней, можно стать и шлюхой.
Был и другой момент. Тетя Корд сыграла, и теперь Сюзан это
понимала, сыграла безжалостно, на невинности младенца. Именно на младенца
упирала тетя Корд, маленькую крошку, которая появится у нее. Тетя Корд знала,
что Сюзан, только-только расставшаяся с куклами, с энтузиазмом воспримет идею
завести собственную живую, говорящую куклу, которую можно кормить и одевать,
спать с ней в жаркий летний день.
А вот старуха этой ночью предельно ясно сказала ей то, о чем
умолчала Корделия (возможно, в силу своей невинности она об этом не
подозревала, но Сюзан как-то в это не верилось): Торин хотел не просто ребенка.
Ему нужны сиськи и зад, которые не расползутся под его
руками, и шахта, которая обожмет то, что он в нее затолкнет.
От одного воспоминания об этих словах у нее зарделось лицо.
Сюзан шагала в темноте, луна уже зашла. Желания петь или бежать, подобрав
подол, не возникало. Она согласилась, предполагая, что все будет, как при
спаривании домашнего скота: самца и самку держали вместе, «пока семя не
попадало куда надо», а потом разделяли. Но теперь она знала, что Торин может
вновь и вновь возжелать ее, мало того, обязательно возжелает, а закон,
неукоснительно выполняемый двумя сотнями поколений, прямо указывал, что он
будет ложиться с ней в одну постель, пока она, доказавшая свою чистоту и
целомудрие, не докажет, что ребенок тоже чист… что это нормальный ребенок, а не
мутант. Сюзан наводила справки и знала, что проверка эта обычно проводится на
четвертом месяце беременности… когда животик становится виден даже под одеждой.
И решение выносить Риа… а Риа ее невзлюбила.
Теперь она не могла дать задний ход… после того как
согласилась на формальное предложение канцлера, после того как эта ведьма
признала ее чистой и целомудренной. Но сожалела о своем согласии. Думала она о
том, как Торин будет выглядеть без штанов, с костлявыми, в седой поросли
ножонками, как у журавля, о том, как захрустят его колени, спина, локти, шея,
когда они лягут в постель.
И костяшки пальцев, не забывай о костяшках. Да, больших
костяшках с растущими на них волосами. Сюзан захихикала при этой мысли, так
комично они выглядели, но одновременно и теплая слеза скатилась из уголка
глаза. Она машинально смахнула ее со щеки, все еще не слыша негромкого цоканья
копыт по мягкой дорожной пыли. Мысли ее по-прежнему блуждали далеко-далеко,
вернувшись к розовому шару, который она увидела, обойдя дом и заглянув окно
старухиной спальни, источаемому им мягкому, довольно приятному свету, выражению
лица ведьмы, которая не могла оторвать от этого света глаз…
Когда Сюзан наконец-то поняла, что к ней приближается
всадник, она первым делом подумала о том, чтобы метнуться в растущие у дороги
кусты и спрятаться там. Едва ли ее догонял припозднившийся горожанин, в
Срединном мире настали лихие времена… но убегать было поздно.
Тогда канава. Лечь в нее, распластаться и застыть. Луны нет,
авось ее и не заметят…
Но прежде чем она успела двинуться к канаве, всадник,
который подкрался к ней незамеченным, спасибо ее печальным мыслям, нарушил
тишину:
– Да хранят вас боги, леди, и пусть долгими будут ваши дни
на земле.
Сюзан повернулась, подумав: А что, если это один из новых
людей мэра, которые постоянно отираются или в его дворце, или в «Приюте
путников». Не самый старый, у того голос более низкий, но один из двух других…
может, тот, кого зовут Дипейп…
– Да хранят боги и вас, – услышала Сюзан свой голос,
обращающийся к силуэту всадника. – Пусть и ваши годы будут долгими.
Ее голос не дрожал, во всяком случае, она дрожи не услышала.
Девушка уже понимала, что перед ней не Дипейп, не Рейнолдс, но пока различала
только шляпу с широкими полями, какие ассоциировались у нее с людьми,
приезжавшими из Внутренних феодов в те дни, когда поездки с востока на запад и
наоборот были обычным делом. До нынешних лихих времен, до того, как появился
Джон Фарсон, Благодетель, и началась резня.
Когда незнакомец поравнялся с ней, она простила себя за то,
что не услышала его издалека: если не считать цоканья копыт, двигался он
совершенно беззвучно, ничего не звенело, не громыхало. Настоящий бандит с
большой дороги (она подозревала, что Джонас и два его приятеля промышляли этим
самым делом, в другие времена и в других феодах), а может, даже стрелок. Но у
этого человека не было огнестрельного оружия, если только он его не припрятал.
Короткий лук, вроде бы копье в чехле, и все. Да и больно молод он для стрелка.
Он натянул поводья, точно так же, как делал ее отец (и,
разумеется, она сама), и лошадь остановилась как вкопанная. Когда он
перекидывал ногу через седло, легко и непринужденно, Сюзан воскликнула:
– Нет, нет, не утруждай себя, незнакомец, езжай своей
дорогой.
Если он и услышал тревогу в ее голосе, то не обратил на это
ни малейшего внимания. Соскользнул с лошади, не воспользовавшись стременем,
приземлился рядом с ней, вокруг его сапог с квадратными носками поднялась пыль.
Света звезд вполне хватило, чтобы разглядеть его лицо. Действительно, совсем
молодой, ее возраста, плюс-минус год-другой. Одежда как у ковбоя, только новая.
– Уилл Диаборн, к вашим услугам. – Он коснулся рукой шляпы,
выставил вперед ногу и поклонился по обычаю Внутренних феодов.
Неуместность его учтивых манер посреди дороги, окутанной
резким запахом нефтяного поля, расположенного у окраины города, заставила ее
забыть о страхе и рассмеяться. Она подумала, что смех оскорбит его, но он
улыбнулся. Хорошей улыбкой, честной и открытой.
