– Постучимся? – спросил Катберт. – Или просто откроем двери
и войде?
Отвечать Роланду не пришлось. Парадные двери гасиенды
распахнулись, и на пороге появились две женщины, обе в длинных, с белыми
воротниками платьях, напомнивших юношам туалеты, в которых щеголяли жены купцов
в их родном феоде. В свете факелов в волосах у женщин заблестели крохотные
бриллиантики.
Более полная шагнула вперед, улыбнулась, присела в глубоком
реверансе. Ее серьги, крупные кубы-рубины, буквально светились изнутри.
– А вот и наши молодые люди из Альянса. Добро пожаловать,
добро пожаловать. С приездом, сэры, и да будут долгими ваши дни на земле.
Все трое поклонились в унисон, выставив вперед одну ногу,
нестройным хором поблагодарили женщину, отчего она засмеялась и хлопнула в
ладоши. Вторая женщина одарила их сухой, как и ее тело, улыбкой.
– Я – Олив Торин. – представилась пухленькая. – жена мэра. А
это сестра моего мужа, Корал.
Корал Торин, все так же сухо улыбаясь (улыбка изогнула губы,
но до глаз так и не добралась), изобразила намек на реверанс. Роланд, Катберт и
Ален вновь поклонились, выставив одну ногу.
– Рада приветствовать вас в Доме-на-Набережной. – Олив Торин
сияла искренней улыбкой. Гости из Привходящего мира – это ли не повод для
радости. – Мой дом – ваш дом. Говорю это от всего сердца.
– Почтем за честь, мадам, – ответил Роланд. – Ваши теплые
слова осчастливили нас.
Он взял ее руку, поднес к губам и поцеловал. А ее журчащий
смех вызвал у него улыбку. Олив Торин сразу расположила его к себе, возможно,
потому, что он предчувствовал, что в тот вечер не увидит никого (за исключением
Сюзан Дельгадо), кто мог бы ему понравиться, кому он мог бы доверять.
6
Даже ветер с моря не мог остудить жару, поэтому гардеробщик
в холле, собирающий плащи и накидки гостей, стоял там разве что для мебели.
Роланд не очень и удивился, узнав в нем помощника шерифа Дейва, смазанные
чем-то блестящим остатки волос которого прилипли к голове, а монокль уютно
устроился в кармане ливреи. Роланд кивнул ему. Дейв, заложив руки за спину,
ответил тем же.
Двое мужчин, шериф Эвери и пожилой джентльмен, худой, как
старый доктор Смерть из книжки комиксов, направились к ним. За их спинами, в
просторном зале, куда вели распахнутые настежь двойные двери, многочисленные
гости стояли с хрустальными стаканами пунша в руках, беседовали или брали
закуски, с подносов снующих по залу слуг.
Роланд успел лишь бросить короткий взгляд на Катберта: Все.
Каждое имя, каждое лицо… каждую мелочь. Особенно мелочи.
Катберт изогнул бровь, сие иной раз означало у него кивок, и
Роланда затянул званый прием, его первая вахта в должности стрелка. Которая
оказалась едва ли не самой трудной в его жизни.
Старого доктора Смерть звали Кимба Раймер. Он занимал посты
канцлера и министра имущества (последний, подозревал Роланд, учредили
специально к их приезду). Над Роландом он возвышался на добрых пять дюймов,
хотя в Гилеаде юноша считался высоким, а кожа его цветов напоминала свечной
воск. Цвет этот указывал, что со здоровьем у канцлера далеко не все в порядке.
Седые волосы обрамляли обширную лысину. На переносице притулилось пенсне.
– Мои мальчики! – воскликнул он после того, как закончилась
церемония представления. Бархатный, искренний голос, необходимый как политику,
так и владельцу похоронного бюро. – Добро пожаловать в Меджис! В Хэмбри! И в
Дом-на-Набережной, скромное обиталище нашего мэра.
– Если это скромное обиталище, хотел бы я взглянуть на
дворец, который вы можете построить, – ответил Роланд. Эта фраза тянула скорее
на комплимент, чем на остроумное замечание (остроты обычно проходили по
ведомству Катберта), но канцлер Раймер расхохотался. Как и шериф Эвери.
– Пойдемте, друзья! – Раймер, отсмеявшись, указал на
распахнутые двери. – Я уверен, мэр с нетерпением ожидает вас.
– Да, – послышался за их спинами тихий голос. Костлявая
сестра мэра, Корал, ретировалась, но Олив Торин осталась и теперь смотрела на
новоприбывших, сложив руки на том месте, где когда-то была талия, губы ее
разошлись в доброй улыбке. – Харт ждет вас с нетерпением, очень ждет. Мне
проводить их, Кимба, или…
– Нет, нет, не стоит тебе так утруждать себя, ты же должна
уделить внимание другим гостям, благо их хватает, – ответил Раймер.
– Наверное, ты прав, – ответила Олив, в последний раз сделав
реверанс Роланду и его спутникам.
Она по-прежнему улыбалась, и улыбка эта казалась Роланду
совершенно искренней, но он подумал: Однако она несчастлива. Что-то ее очень
гнетет..
– Джентльмены? – Огромные зубы Раймера обнажились в улыбке.
– Не соблаговолите ли пройти?
И повел их мимо дыбящегося шерифа в зал приемов.
7
Зал не произвел на Роланда особого впечатления, в конце
концов, ему доводилось бывать в Большом зале Гилеада, Зале Предков, как его
иногда называли, смотреть с галереи на большой прием. Танец Пасхи, отмечающий
окончание Широкой Земли и приближение Первого Сева. Большой зал Гилеада
освещали пять люстр вместо одной, и горели в них электрические лампы, а не
масляные. Наряды гостей (многие из них, юноши и девушки из богатых семей, не
проработали и дня, о чем при каждой возможности твердил Джон Фарсон) были
богаче, музыка громче, а гуляли они под недремлющим оком короля Артура из
Эльда, изображенного на белом коне с объединяющим мечом.
Однако жизнь бурлила и здесь. И этого шума, экспансивности,
пожалуй, недоставало Гилеаду, и не только на Танце Пасхи. Настроение, которое
он ощутил, едва переступив порог зала, относилось к неуловимым флюидам души,
отметил Роланд, их исчезновение сразу можно и не заметить, потому что
ускользали они тихо и безболезненно. Как уходит кровь из вены в ванну,
наполненную горячей водой.
Забранные деревом стены круглой комнаты (на зал помещение не
тянуло) украшали портреты (в большинстве своем плохие) бывших мэров. На
возвышении справа от дверей, что вели в обеденный зал, четыре улыбающихся во
весь рот гитариста в сомбреро играли нечто похожее на быстрый вальс. Середину
комнаты занимал стол, на котором стояли две стеклянные чаши для пунша, одна
большая, красивая, вторая – меньше и проще. Разливал пунш еще один помощник
Эвери, также весь в белом.
Хотя шериф днем раньше и утверждал обратное, некоторые
мужчины повязали талии разноцветными кушаками, но Роланд в белой шелковой
рубашке, черном узком галстуке и прямых черных брюках нисколько не портил
картины. На каждого мужчину с кушаком приходилось трое в коротких пиджаках, а
вот более молодые обходились только рубашкой и брюками. Некоторые дамы носили
украшения, но не столь роскошные, как рубиновые серьги супруги мэра, две-три
выглядели так, словно недоедали уже много дней, но наряды разнообразием не
отличались: длинные платья с круглым воротником, выглядывающие из-под них
разноцветные кружева нижней юбки, темные туфли на низком каблуке, сеточки на
волосах (в большинстве сверкающие алмазной пылью, как у Корал Торин).
