– Долго думаешь, смертный, – на тибетском языке сказала дэва. – Пора сделать ход.
– Я не смертен, – спокойно отозвался Владимир и двинул вперед фигуру (Сидор не разглядел какую).
– Ах, извини, я и забыла, что ты у нас представитель вымершего континента.
– Не вымершего, а ушедшего под лаву. Две большие разницы.
– Слушай, лемуриец, что ты все время к словам цепляешься? То ему не так, это не этак. Делай ход.
– Ты невнимательна, дэва. Я только что сделал ход. Тебе шах.
– Тысяча ракшасов! Ты обжулил меня!
– Смотри сама – не мог я тебя обжулить. Мы не люди, чтоб жульничать.
Дэва разъярилась и смешала на доске фигуры.
– Игра окончена, – объявила она.
– Но ты проиграла, дэва.
– Пошел в Шамбалу! Не было проигрыша!
– Ты яришься, а между тем вынуждена сдержать свое слово. Ведь ты поклялась, что, если я выиграю, ты выпустишь меня из своего плена.
– Я передумала!
– Тогда я вызываю тебя на поединок.
Дэва вскочила и повела скорпионьим хвостом:
– Хочешь лишиться головы? Лишишься.
– Я хочу знать, зачем я здесь.
– А вот это я могу объяснить! – вклинилась в беседу Анна Николаевна, посверкивая хитиновым брюшком.
– Кто ты? – встала в боевую стойку дэва. – Что делаешь в моих владениях?
– Мое имя тебе ничего не скажет, повелительница ночи.
– Подождите, – поднял руку Владимир. – Я узнал вас, Анна Николаевна, даже в таком облике.
– Рада тебя видеть, Володька.
– Анна Николаевна, объясните, где я и что я. Со мной происходит что-то странное. Я вдруг попал в длинный тоннель, полный света, а потом бродил по каким-то полям с заброшенными мельницами, а потом – встретил вот ее. Она убеждает меня на ней жениться.
– Никак не получится, – авторитетно заявила Анна Николаевна. – Потому что ты, Вольдемар, давно и счастливо женатый человек. Ой, то есть лемуриец.
– Как зовут мою жену?
– Лиза.
– Я что-то припоминаю. Кулон… Восход на крыше… Я ведь по профессии зубной врач. Я вспомнил! Я Лизе зубы лечил, я вспомнил ее!
– Замечательно, – сказала Анна Николаевна. – А как впал в кому, когда Лизу у тебя похитили, не помнишь?
– Погодите, что-то такое вспоминается. Я встретился со своим другом-психиатром, Лиза в это время спала, свой кулон Жизни я оставил рядом с нею… А когда вернулся, Лиза и кулон исчезли.
– И ты впал в кому. Знаешь, где ты сейчас?
– Нет.
– В Бардо. Твое физическое тело лежит в больнице города Щедрого, а его ментальный слепок, то есть ты, путешествует по Бардо.
– Но зачем?
– Чтобы отыскать жену, разумеется. Ведь ты же вспомнил, что ее похитили. Ее забрала Лалит – дхиан Хаоса. И значит, наша задача – найти в Бардо резиденцию Лалит и освободить Лизу. Но я вижу, Вольдемар, освобождать придется сначала тебя. Попал ты в шаловливые лапки этой дэвы, придется поторговаться, предложить ей за тебя что-нибудь этакое.
– У меня все есть, – немедленно отозвалась дэва, – так что даже и не напрягайтесь.
– А «Кохинор»?
– Какой такой «Кохинор»? Что ты мне, швабра беспритычная, мозги пудришь?
– «Кохинор» – это бриллиант, приносящий несчастье, – терпеливо объяснила Анна Николаевна, с трудом проглотив «швабру беспритычную». – Если владеешь этим бриллиантом, можешь насылать любые несчастья на кого угодно когда угодно где угодно. Мало того. «Кохинор» может менять грядущее по твоему усмотрению. Ну как?
– Неплохо. Но не будешь же ты, прелесть моя, утверждать, что носишь при себе такой замечательный камешек.
– Конечно, не ношу. Но если ты согласишься обменять на камешек Владимира, я проткну пространство (а я умею это делать хорошо) и возьму «Кохинор» из его сокровищницы.
– Из чьей сокровищницы?
– Какая тебе разница? Зато ты сможешь перед всем населением Бардо хвастаться такой бирюлькой.
– Больно надо мне хвастаться… Дай подумать.
– А что тут думать? Давай-ка партию в шахматы. Если выигрываешь ты, то тебе и Володька, и «Кохинор».
– Отлично! Ну а если выиграешь ты?
– «Кохинор» остается у меня, а я в придачу получаю твоего пленника.
– Хорошо.
Дэва хлопнула в ладоши. Появился устрашающий тип с бычьим рогом посреди лба и шестью руками-клешнями. Тип споро расставил фигуры на шахматной доске и исчез.
– Не против, если я проверю эту доску на магию? – раздвигая жвалы, спросила Анна Николаевна.
– Ну-ну.
– Ин номине патри эт фили эт спиритус санктис! – возгласила Анна Николаевна.
Над доской поднялось оранжевое облако и развеялось в вышине.
– Вот теперь никакой магии, – удовлетворенно высказалась Анна Николаевна, потирая обожженные кончики жвал.
– Ты спятила, да насилует тебя тысяча ракшасов! – воскликнула дэва, отнимая руки от лица. – Как ты осмелилась произнести Запретные Слова, да еще где? В Бардо!
– Зато теперь ты будешь играть честно.
– Ты сумасшедшая. Когда я выиграю, я вырежу твои глаза и съем их сырыми.
– Такого уговора не было.
– Теперь будет.
– Э нет, дэва! Первое слово дороже второго. Так что глаза останутся при мне. Позволь мне как гостье сыграть белыми.
– Дозволяю.
Анна Николаевна и дэва сели друг напротив друга. Мадам Гюллинг сделала первый ход. Этот ход заметно поверг дэву в уныние.
– Я жду, – обаятельно щелкнула жвалами Анна Николаевна.
– Не торопи меня, – грозно рыкнула дэва. – Ее скорпионий хвост воинственно задрался, разрывая тонкую материю платья. – О! А мы пойдем вот так.
И передвинула фигуру.
– Ну если ты так, тогда я этак. Шах.
– Что? Как шах? Где шах?
– Вот. И пусть тысяча ракшасов лучше займутся тобой, дэва.
Дэва взвыла. Глаза ее налились фиолетовым огнем.
Анна Николаевна выскочила из беседки, подхватив на конечности ошеломленного Владимира:
– Бежим! Сидор, сюда!
И они рванули во тьму, упавшую на них, как одеяло, отсекающее виды и звуки.
Они долго пребывали во тьме, но она наконец рассеялась. И взорам наших героев предстало совершенно невероятное сооружение. Оно напоминало обычный московский офис-«аквариум», слепленный из стекла, бетона и хромированных конструкций.
– Что это? – выдохнули все трое.
