– Там ничего нет, кроме…
Рука Режь-Глотки молниеносно метнулась вперед, и от сильной
затрещины голова Джейка запрокинулась, а из носа вновь полетели клочья кровавой
пены.
– За что? – вскрикнул Джейк вне себя от боли и злости.
– Не обсказывай мне то, что я могу увидеть сам, поелику
треклятые мои зенки еще глядят, вот за что! – рявкнул Режь-Глотку и отшвырнул
ранец Джейка в сторону. Опасная, жуткая ухмылка обнажила редкие гнилые зубы. –
И за то, что чуть не сронил на нас все тутошнее назьмо! – Пират помолчал и
более спокойно прибавил: – А еще,должен сознаться, мне того хотелось. Кака
гляну на твою овечью рожу, бестолочь, так руки и чешутся влепить затрещину,
терпежу нет, как чешутся! – Ухмылка Режь-Глотки стала еще шире, открылись
белесые гноящиеся десны – без этого зрелища Джейк с легкостью мог бы обойтись. –
Коли твой удалой дружок следом за нами доберется досюдова да сгоряча налетит
прямехонько на сии жилочки, то-то будет ему супризец! – Продолжая ухмыляться,
Режь-Глотку задрал голову и посмотрел наверх. – Помнится мне, где-то там
пристроен омнибус.
Джейк заплакал – усталыми безнадежными слезами, которые
промывали узкие канавки в грязи на его щеках.
Режь-Глотку угрожающе занес открытую ладонь:
– Пошевеливайся, пострел, покуда я сам не пустил слезу… ибо
знай: твой старинный приятель – особа зело чувствительная, и коли возьмется
горевать да печаловаться, возвернуть ему улыбку может токмо оплеуха-другая.
Бегом!
Они побежали. Казалось, Режь-Глотку наобум выбирает
тропинки, уводящие все глубже в недра зловонного, потрескивающего,
поскрипывающего лабиринта, давая знать о своем решении жесткими, сильными
тычками в плечо. Забили барабаны – Джейк не заметил, когда; казалось, звук идет
отовсюду и ниоткуда. Для мальчика это стало последней каплей. Он перестал
думать, перестал надеяться, перестал сопротивляться кошмару и ушел в него с
головой.
Глава 17
Роланд остановился перед баррикадой, которая закупоривала
улицу по всей ее ширине и высоте. В отличие от Джейка стрелок вовсе не надеялся
выйти по другую сторону баррикады на открытое пространство. Здания,
расположенные восточнее этой точки, наверняка представляли собой охраняемые
острова, поднимающиеся из внутреннего моря мусора, тряпья, отбросов, неведомых
приспособлений и механизмов, всевозможной утвари… и, несомненно, ловушек.
Кое-что из упомянутых следов жизнедеятельности человека, разумеется, находилось
там, где рухнуло или развалилось пятьсот, семьсот или тысячу лет назад, но
большую часть хлама, полагал Роланд, по крупицам натащили сюда Седые. В итоге
восточная часть Лада превратилась в неприступную крепость, и Роланд сейчас
стоял под ее стенами.
Он медленно пошел вперед и увидел наполовину скрытое
иззубренной бетонной глыбой отверстие, ведущее в проход. В мягкой пыли
виднелись следы двух пар ног, больших и маленьких. Роланд начал выпрямляться,
взглянул еще раз и снова присел на корточки: цепочек следов было не две, а три
– третья складывалась из отпечатков лап небольшого зверька.
– Чик, – негромко позвал Роланд. Мгновение царила тишина,
потом в полумраке кто-то тихо, коротко тявкнул. Роланд ступил в проход и за
первым же поворотом, за выступом неровной стены, увидел внимательные глаза с
золотой каемкой. Он поспешил к косолапу. Чик, который по-прежнему предпочитал
держаться подальше от людей, делая исключение лишь для Джейка, попятился и
замер, с беспокойством глядя на стрелка.
– Хочешь мне помочь? – спросил Роланд. Где-то у границ
сознания сухой багровой пеленой клубилось страстное желание вступить в бой и в
пылу сражения позабыть про все на свете, но сейчас нельзя было позволить себе
это невыразимое облегчение. Время еще не приспело. – Пособишь разыскать Джейка?
– Эйка! – тявкнул Чик, не сводя с Роланда зорких тревожных
глаз.
– Тогда ступай. Отыщи его.
Чик немедленно повернулся и быстро побежал по проходу,
опустив нос к самой земле. Роланд последовал за ним, неотрывно вглядываясь в
древний камень мостовой и лишь изредка исподлобья посматривая на Чика: стрелок
искал следы.
Глава 18
– Господи Иисусе, – вырвалось у Эдди. – Что ж тут за
публика?
Они спустились с моста, прошли несколько кварталов по
широкой улице, увидели впереди баррикаду (меньше чем на минуту опоздав к
исчезновению Роланда в неприметном проходе) и повернули на север, к широкой
магистрали, напомнившей Эдди Пятую авеню. Он не посмел поделиться своими
впечатлениями с Сюзанной; разочарование, вызванное видом зловонных, погребенных
под слоем мусора развалин города, было еще чересчур горьким и жгучим для слов
утешения и надежды.
"Пятая авеню" привела их к большим белокаменным
зданиям. Эдди сразу вспомнился Рим из старых телефильмов о гладиаторах: прямые
линии, строгие очертания. Почти все постройки здесь хорошо сохранились. Эдди
решил, что это бывшие общественные здания – картинные галереи, библиотеки,
музеи. В одном, с огромным куполом, который треснул, точно гранитное яйцо, в
прошлом, возможно, размещалась обсерватория, хотя Эдди где-то читал, будто
астрономам нравится работать вдалиот больших городов, поскольку любое электрическое
освещение весьма плачевно отражается на наблюдениях за звездами.
Эти представительные сооружения перемежались, были разделены
открытыми площадками, и, хотя траву и цветы оттуда давно вытеснили бурьян и
плотные заросли низкого кустарника, в этой части города до сих пор
чувствовалось достоинство и царственное величие, так что Эдди задумался, не
здесь ли когда-то был центр культурной жизни Лада. Разумеется, те дни давно
миновали; Эдди сомневался, что Режь-Глотку или его дружки сильно интересуются балетом
или камерной музыкой.
Они с Сюзанной вышли на крупный перекресток, откуда, как
спицы колеса, расходились еще четыре широких проспекта. Центром
"колеса" была большая мощеная площадь в кольце сорокафутовых столбов
с репродукторами. Посреди площади высился пьедестал с тем, что уцелело от
монумента, – вздыбленным могучим боевым конем, отлитым из меди и зеленым от
ярь-медянки. Потрясающий оружием (некое подобие автомата в одной руке и меч – в
другой) воин, прежде гарцевавший на нем, лежал в сторонке на боку, раскорячив
ноги, словно скачка для него еще не закончилась, но его сапоги торчали в
стременах по бокам медного скакуна, ходившего когда-то у него под седлом. По
цоколю памятника шли оранжевые буквы: "СМЕРТЬ СЕДЫМ!"
Окинув взглядом лучи улиц, Эдди увидел новые столбы с
репродукторами – несколько поваленных, но в основном невредимые, и все без
исключения увитые мрачными гирляндами трупов. Выходило, что площадь, в которую
вливалась "Пятая авеню", и отходящие от нее улицы охраняла небольшая
армия мертвецов.
– Что ж тут за публика такая? – повторил Эдди.
