Ступени, с четырех сторон огибавшие Колыбель, поднимались к
огромному открытому вестибюлю. Здесь не было плотных сплетений растительности,
которые заслоняли бы обзор, но Эдди с Сюзанной обнаружили, что все равно не
могут толком заглянуть внутрь: тень кровли-навеса была чересчур глубока. По
периметру крыши колонной по два выстроились тотемы Луча, однако углы отводились
тварям, при виде которых Сюзанна горячо понадеялась, что никогда не встретится
с ними иначе как в случайно приснившемся кошмаре, – устрашающим каменным
драконам с чешуйчатыми телами, цепкими когтистыми лапами и отвратительными
пытливыми глазками.
Эдди тронул ее за плечо и показал куда-то на самый верх.
Сюзанна задрала голову… и невольно затаила дыхание. Широко расставив ноги, над
коньком крыши, много выше тотемов Луча и драконоподобных химер, словно
облеченный властью над ними, стоял шестифутовый золотой воин. Потрепанная
ковбойская шляпа, сдвинутая на затылок, открывала лоб, прорезанный морщинами
забот и тревог; на груди косо лежал шейный платок, словно только что стянутый с
лица, а перед тем долго, верой и правдой служивший хозяину защитой от пыли. В
одном воздетом кулаке воин держал револьвер, в другом – нечто схожее с
оливковой ветвью.
Над Колыбелью стоял одетый в золото Роланд Галаадский.
"Нет, – подумала Сюзанна, вспоминая, наконец, что нужно
дышать. – Это не он… но в каком-то смысле все-таки он. Этот человек был
стрелком, и сходство между ним, мертвым, вероятно, уже более тысячи лет, и
Роландом – вся правда ка-тета,какую тебе нужно знать ныне и присно".
На юге ударил гром. Стремительно несущиеся по небу тучи
разорвала молния. Сюзанна пожалела, что у нее больше нет времени рассматривать
статую, венчающую Колыбель, и зверей вокруг нее; на каждом из них как будто
были вырезаны слова, и молодой женщине пришло в голову, что содержание
надписей, пожалуй, стоило бы знать. Однако в сложившихся обстоятельствах нельзя
было терять ни минуты.
Там, где улица Черепахи вливалась в площадь Колыбели, по
мостовой проведена была широкая красная полоса. Мод и человек, которого Эдди
окрестил Дживзом-дворецким, остановились на благоразумном расстоянии от красной
межи.
– Досель – и дальше ни шагу, – решительно объявила Мод. –
Хоть жизни решайте. Все едино она человеку богами взаймы дадена. Что хотите
делайте, а я смерть приму по эту сторону запретной черты. Не стану я
раззадоривать Блейна заради чужаков!
– И я не стану, – эхом откликнулся Дживз. Он снял свой
пыльный котелок и теперь прижимал его к голой груди. Лицо Дживза выражало
испуганное, благоговейное почтение.
– Отлично, – сказала Сюзанна. – Тогда брысь отсюда, оба.
– Стоит нам поворотиться к вам спиною, и вы застрелите нас,
– дрожащим голосом вымолвил Дживз. – Сгнить мне в остроге, коли не так!
Мод покачала головой. Подсохшая кровь у нее на лице казалась
нелепой темно-багровой штриховкой.
– Про острог не скажу, а только не бывало на белом свете
стрелка, что стрелял бы в спину.
– Почем ты знаешь, что они и впрямь стрелки? Это они самитак
говорят.
Мод ткнула пальцем в большой револьвер с изношенной
сандаловой рукояткой, который держала в руке Сюзанна. Дживз поглядел… и
мгновением позже протянул Мод руку. Та приняла ее, и представление Сюзанны о
них как об опасных убийцах рухнуло. Они походили скорее на Гензеля и Гретель,
чем на Бонни и Клайда, – усталые, перепуганные, смущенные, затерявшиеся в лесу
так давно, что состарились в нем. Ненависть и страх ушли из ее сердца, уступив
место жалости и глубокой, щемящей грусти.
– Прощайте, – тихо сказала она. – Вы хотели уйти – идите. И
не бойтесь, мы с мужем не причиним вам зла.
Мод кивнула.
– Верю, что вы не хотите нам зла, и прощаю вам смерть
Уинстона. Но послушайте, что я скажу, не пропустите мимо ушей: ДЕРЖИТЕСЬ
ПОДАЛЬШЕ ОТ КОЛЫБЕЛИ. Какие б вы ни напридумали себе резоны войти туда, сии
резоны недостаточно хороши. Войти в Блейнову Колыбель – смерть.
– У нас нет выбора, – отозвался Эдди, и в небе, будто в знак
согласия, вновь громыхнуло. – А теперь дайте-ка я кое-что растолкую вам.Я не
знаю, что под Ладом есть, а чего нету, зато знаю вот что: барабаны, с которыми
вы носитесь как дурень с писаной торбой, – это часть записи – песни,– сделанной
там, откуда родом я и моя жена. – Он посмотрел в их непонимающие лица и
разочарованно воздел руки: – Матерь божья коровка, не въезжаете, что ли? Вы
мочите друг дружку из-за паршивой мелодийки, которая даже синглом так и не
вышла!
Сюзанна положила ему руку на плечо и тихонько пробормотала:
"Эдди!". Эдди точно оглох, его взгляд метался от Дживза к Мод и
обратно к Дживзу.
– Хотите увидеть чудовищ? Тогда посмотрите внимательно друг
на дружку. А когда вернетесь в ту дурдуху, которую вы называете своим домом,
хорошенько приглядитесь к своим друзьям и родственничкам.
– Не понимаете, – сказала Мод. Глаза ее были темными и
серьезными. – Но поймете. Да. Поймете.
– Ну идите же, – спокойно велела Сюзанна. – Говорить нам с
вами толку мало, напрасное сотрясение воздуха. Идите своей дорогой и
постарайтесь вспомнить лики своих отцов, потому что, похоже, вы давным-давно
потеряли их из виду.
Без единого слова Мод и Дживз отправились обратно той же
дорогой, что пришли. Однако время от времени они все-таки оглядывались – и
по-прежнему держались за руки: Гензель и Гретель, заблудившиеся в чаще темного
леса.
– Выпустите меня отседа, – тяжело выговорил Эдди. Поставив
"Ругер" на предохранитель, он сунул его обратно за пояс штанов и
протер покрасневшие глаза. – Выпустите, больше я ничего не прошу.
– Знаю-знаю, о чем ты, красавчик, – Сюзанна явно была
испугана, но в том, как высоко она держала голову, был дерзкий вызов, который
Эдди с течением времени научился узнавать и любить. Он положил руки ей на плечи
и поцеловал, не позволив ни окружающей обстановке, ни надвигающейся грозе
помешать ему проделать это неторопливо и с чувством. Когда он наконец
отстранился, Сюзанна рассматривала его большими глазами, в которых плясали
искорки. – Ого! В чем дело?
– В том, как я тебя люблю, – ответил Эдди, – и больше,
наверное, ни в чем. Хватит с тебя?
Взгляд Сюзанны смягчился. У нее мелькнула мысль, не
поделиться ли с Эдди секретом, который она, возможно, хранила… но, конечно,
момент был неподходящий. Признаться Эдди, что она, может быть, беременна,
сейчас было так же невозможно, как прочесть слова, начертанные на высеченных из
камня тотемах Порталов.
– Да, Эдди, хватит, – сказала она.
– Лучше тебя у меня в жизни ничего не было и нет. –
Зеленовато-карие глаза Эдди видели только Сюзанну. – Не умею я говорить всякую
такую ерунду – видать, жизнь с Генри отучила, – но это правда. Наверное, я
влюбился в тебя потому, что ты была всем, от чего меня оторвал Роланд – в
Нью-Йорке, – но это только сперва. Теперь все куда серьезнее, потому что
возвращаться домой мне расхотелось. А тебе?
