– Похоже, дождик зарядил всерьез, верно? – спросил Эдди.
– Ага. Будет лить, пока не устанет, а потом еще немного, из
чистой вредности. Может, неделю. Может, месяц. Нам-то это, в общем, не важно –
если Блейн решит, что мы ему не нравимся, он нас поджарит. Пальни-ка, золотко,
пусть Роланд знает, что мы на месте, а потом давай осмотримся. Увидим, что
можно увидеть.
Эдди прицелился в серое небо и спустил курок. Грянул выстрел
– его-то и услышал Роланд, пробираясь следом за Режь-Глоткой и Джейком по щедро
уснащенному ловушками лабиринту в миле от Колыбели. Эдди еще секунду постоял на
месте, стараясь убедить себя, что его сердце ошибается, когда упрямо твердит,
будто на мосту они простились со стрелком и мальчиком навсегда. Потом он
поставил пистолет на предохранитель, сунул его за пояс и вернулся к Сюзанне.
Развернув кресло от ступеней, Эдди покатил его в колоннаду, которая вела в
глубь Колыбели. Сюзанна тем временем перезаряжала револьвер Роланда.
Под крышей шум дождя казался потаенным, призрачным, и даже
резкие, трескучие удары грома звучали глуше. Колонны, поддерживавшие
сооружение, были по меньшей мере десять футов в поперечнике, а их капители
терялись в темноте. Оттуда, из сумеречной тени, к Эдди доносилось воркование
голубей.
Из полумрака выплыл указатель, подвешенный на толстых,
серебрящихся хромом цепях:
ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ!
"НОРТ-СЕНТРАЛ ПОЗИТРОНИКС"
ПРИГЛАШАЕТ ВАС В КОЛЫБЕЛЬ ГОРОДА ЛАДА.
«– СЕВЕРО-ВОСТОЧНОЕ НАПРАВЛЕНИЕ (БЛЕЙН)
СЕВЕРО-ЗАПАДНОЕ НАПРАВЛЕНИЕ (ПАТРИЦИЯ) -»
– Теперь мы знаем, как назывался тот поезд, который упал в
реку, – сказал Эдди. – Патриция. Хотя с цветами тут напутали. Розовое
полагается девочкам, а синее мальчикам, не наоборот.
– Может, они обасиние.
– Нет. Блейн розовый.
– Откуда ты знаешь?
Эдди смутился.
– Сам не пойму… но знаю.
Они пошли по стрелке, которая указывала место стоянки
Блейна, и очутились в помещении, похожем на грандиозный зал ожидания. Эдди не
обладал способностью Сюзанны в моменты кратких озарений видеть иллюзорные, но
ясные картины прошлого, и тем не менее его воображение населило это безбрежное,
разделенное колоннами пространство тысячью спешащих людей; он слышал стук
каблуков и невнятное бормотание, видел объятия, приветственные и прощальные. А
над вокзальной суматохой разносился монотонный голос из динамиков, сообщая
свежую информацию о десятке различных пунктов назначения.
"Производится посадка на Патрицию, рейс Лад –
Северо-западные баронства…"
"Пассажира Киллингтона, повторяю, пассажира Киллингтона
убедительно просят подойти к справочной на нижнем уровне…"
"На второй путь прибывает Блейн. До высадки пассажиров
осталось…"
Теперь здесь были только голуби.
Эдди пробрала дрожь.
– Посмотри на эти лица, – пробормотала Сюзанна. – Не знаю,
как у тебя, а у меня мороз по коже, честное слово. – Она показала направо. В
вышине из мрамора стены выступали вытесанные из камня головы; они пристально
всматривались сквозь сумрак в пришельцев – суровые мужчины с резкими чертами
палачей, которым их занятие в радость. Семьюдесятью, а то и восьмьюдесятью
футами ниже собратьев гранитными черепками и осколками лежали отвалившиеся
маски. Те, что уцелели, были покрыты паутиной трещин и кляксами голубиного
помета.
– Должно быть, это были Верховные Судьи или вроде того, –
Эдди тревожно разглядывал все эти тонкие губы и потрескавшиеся пустые глаза. –
Только судьи умеют так глядеть – будто насквозь тебя видят и с потрохами
сожрать готовы. Это тебе знающий человек говорит. Ни один из этихкостыля
хромому крабу не отписал бы.
– Груда поверженных образов там, где солнце палит, а мертвое
дерево тени не даст, – тихонько продекламировала Сюзанна, и Эдди почувствовал,
что по телу у него поползли мурашки.
– Что это, Сьюзи?
– Стихи. Должно быть, автор этих строк видел Лад во сне, –
отозвалась Сюзанна. – Идем, Эдди. Забудь их.
– Легко сказать! – Но он покатил кресло дальше.
Впереди из сумрака выплыла массивная ограда, похожая на
решетку замковых ворот… а за ней они впервые увидели Блейна Моно. Как и
предсказывал Эдди, он был розовый, того же нежного оттенка, что и прожилки на
мраморе колонн. Гладкий, обтекаемый, остроносый Блейн парил над широким
перроном и больше походил на живую плоть, чем на металл. Его поверхность
нарушалась только единожды – треугольным окном, снабженным огромной
щеткой-дворником. Эдди знал, что по другую сторону носа Моно есть второе окно с
большущим стеклоочистителем, так что если смотреть на Блейна анфас, почудится,
будто у него есть лицо, точь-в-точь как у Чарли Чух-Чуха. Щетки при этом
казались бы хитро опущенными веками.
Белый свет из щелевидного проема в юго-восточной стене
Колыбели падал на Блейна длинным кривым треугольником. Корпус поезда казался
Эдди выпуклой спиной сказочного розового кита – кита, замершего в полной
неподвижности.
– Ух ты. – Голос молодого человека упал до шепота. – Мы его
нашли.
– Да. Мы нашли Блейна Моно.
– Как по-твоему, он мертвый? Поглядеть,так мертвый.
– Нет. Спит, может быть, но мертвым его никак не назовешь.
– Ты уверена?
– А ты был уверен, что он окажется розовым? – Вопрос не
требовал ответа, и Эдди промолчал. Сюзанна подняла к нему лицо – напряженное и
перепуганное. – Он спит, и знаешь что? Мне страшно его будить.
– Ладно, тогда давай подождем остальных.
Сюзанна покачала головой.
– Мне кажется, будет лучше, если мы попробуем подготовиться
до их появления… потому что, мне кажется, они нагрянут в большой спешке. Вон
там к решетке присобачена какая-то коробка – видишь? Отвези-ка меня к ней. Она
похожа на переговорное устройство.
Эдди покорно повез Сюзанну к коробке. Та была приделана к
створке закрытых ворот в центре ограды, которая шла вдоль длинной стены
Колыбели. Вертикальные прутья ограждения были сделаны из чего-то похожего на
нержавеющую сталь, прутья ворот – из декоративного железа, их основания
исчезали в окаймленных металлом отверстиях в полу. Эдди понял, что ни ему, ни
Сюзанне никак не протиснуться за барьер: зазор между двумя соседними прутьями
не превышал четырех дюймов. Даже Чик пролез бы здесь с трудом.
Над головой возились и ворковали голуби. Левое колесо кресла
Сюзанны монотонно поскрипывало. "Полцарства за жестянку машинного
масла", – подумал Эдди и понял: сказать, что он напуган, значит ничего не
сказать. В последний раз такой ужас он испытывал в тот день, когда они с Генри
стояли на Голландском Холме, на Райнхолд-стрит, и глядели через улицу на
горбатый дряхлый Особняк. Тогда, в семьдесят седьмом, они не вошли в него; они
повернулись к дому с привидениями спиной и ушли, и Эдди помнил, что поклялся никогда
– никогда – никогдав жизнине возвращаться туда. Ему очень хотелось бы сдержать
это обещание, однако вот, пожалуйста, – он шел по другому дому с привидениями,
и привидение было прямо перед ним: Блейн Моно, длинный, приземистый, розовый;
он подглядывал за Эдди одним окном-глазом, как прикинувшийся спящим опасный
зверь.
