Роланд умолк, переводя дух. Его спутники боялись вздохнуть.
Их обступало потрясенное молчание Блейна Моно – душное, страшное.
– Впрочем, я могу назвать тебя бесчестным созданием, которое
позволило своему единственному товарищу расстаться с жизнью. Трусом, который
наслаждался, истязая дураков и убивая невинных. Растерявшимся механическим
бесом, который городит вздор и…
– ПРИКАЗЫВАЮ ТЕБЕ ЗАМОЛЧАТЬ, ИЛИ Я СЕЙЧАС ЖЕ УБЬЮ ВСЕХ ВАС!
Голубые глаза Роланда полыхнули таким диким огнем, что Эдди
отпрянул, смутно расслышав, как охнули Джейк и Сюзанна.
– Убей, коли хочешь, но не смей мне приказывать! – заревел
стрелок. – Ты забыл лики своих творцов! А теперь убей нас – или умолкни и
слушай меня, Роланда Галаадского, сына Стивена, стрелка и властителя древнего
края! Не для того я потратил столько лет и истоптал столько дорог, чтоб
слушать, как ты без умолку мелешь вздор, точно малое дитя! Понятно? Теперь ты
будешь слушать МЕНЯ!
На мгновение установилась потрясенная тишина. Все затаили
дыхание. Высоко вскинув голову, держа руку на рукояти револьвера, Роланд сурово
смотрел вперед.
Сюзанна Дийн поднесла руку к губам, на которых играла слабая
улыбка, – так женщина, желая убедиться, что новая, непривычная вещь сидит
хорошо, легонько трогает, например, шляпку. Она боялась, что пришел ее смертный
час, но в сердце ее царила гордость, а не страх. Покосившись на Эдди, Сюзанна
увидела, что молодой человек смотрит на Роланда, изумленно усмехаясь. Выражение
лица Джейка было еще немудренее: это было обожание, ни больше ни меньше.
– Скажи ему! – выдохнул Джейк. – Пусть знает! Давай!
– Да, Блейн, лучше послушай, – посоветовал Эдди. – Ему
действительно все до лампочки. Не зря его звали "Галаадский бешеный
пес".
Блейн долго молчал, а потом спросил:
– ТЕБЯ ДЕЙСТВИТЕЛЬНО НАЗЫВАЛИ ТАК, РОЛАНД, СЫН СТИВЕНА?
– Быть может, – согласился стрелок, хладнокровно стоя в
пустоте над бесплодным нагорьем.
– ЗАЧЕМ ВЫ МНЕ НУЖНЫ, РАЗ ВЫ ОТКАЗЫВАЕТЕСЬ ЗАГАДЫВАТЬ
ЗАГАДКИ? – ворчливо спросил Блейн тоном капризного дитяти, которого вовремя не
уложили спать.
– Я ничего такого не сказал, – возразил Роланд.
– НЕТ? – Блейн, казалось, недоумевал. – НЕ ПОНИМАЮ. ОДНАКО
АНАЛИЗ СПЕКТРОГРАММЫ РЕЧИ СВИДЕТЕЛЬСТВУЕТ О РАЗУМНОМ СУЖДЕНИИ. БУДЬ ДОБР
ОБЪЯСНИТЬ.
– Ты требовал загадок немедля,– сказал стрелок. – Вотв чем я
отказал тебе. Ты проявил неподобающее нетерпение.
– НЕ ПОНИМАЮ.
– И оттого растерял всю свою учтивость. Этотебе понятно?
Долгое задумчивое молчание. Потом:
– ПРОШУ ПРОЩЕНИЯ, ЕСЛИ МОИ СЛОВА ПОКАЗАЛИСЬ ВАМ ГРУБЫМИ.
– Мы принимаем твои извинения, Блейн. Но есть загвоздка
посерьезней.
– ОБЪЯСНИ.
Голос Блейна теперь звучал не столь самоуверенно. Это не
слишком удивило Роланда – компьютер давным-давно не видел от людей ничего,
кроме невежества, нерадивости и суеверного раболепия. Если он и сталкивался с
элементарным человеческим мужеством, то лишь в далеком прошлом.
– Закрой вагон, и я загадаю тебе загадку. – Роланд уселся в
кресло, словно о продолжении спора (и перспективе мгновенной смерти) теперь
нельзя было и помыслить.
Блейн послушно исполнил просьбу. Стены потемнели, вновь
скрыв от глаз кошмарную панораму, развернутую внизу. Огонек на схеме маршрута
мигал теперь неподалеку от точки, которой был обозначен Кэндлтон.
– Хорошо, – сказал Роланд. – Неучтивость простительна,
Блейн, так меня наставляли в юности. Высохшая глина сохраняет ту форму, какую
придала ей рука художника. Но еще меня учили, что глупость прощать нельзя.
– В ЧЕМ ЖЕ МОЯ ГЛУПОСТЬ, ГАЛААДИТЯТНИН? – голос Блейна был
тихим и зловещим. Сюзанна вдруг увидела кота, припавшего к земле у мышиной
норки: зеленые глаза горят, хвост ходит из стороны в сторону.
– У нас есть то, что нужно тебе, – ответил Роланд. – Но
единственная награда, какую ты предлагаешь нам взамен, – смерть. Это
оченьглупо.
Повисла длиннейшая пауза: Блейн думал.
– ТЫ ПРАВ, РОЛАНД ИЗ ГАЛААДА, – признал он наконец. – ОДНАКО
НЕИЗВЕСТНО, КАКОВЫ ТВОИ ЗАГАДКИ. Я ДАРУЮ ВАМ ЖИЗНЬ ТОЛЬКО ЕСЛИ ОНИ ОКАЖУТСЯ
ХОРОШИ.
Роланд кивнул.
– Я понимаю, Блейн. А теперь послушай и пойми меня.Детские
годы я провел в баронстве Галаад. Там ежегодно устраивалось семь ярмарок –
Зимняя, на Отворенье земное, на Посев, на Средолетье, на Урожденье, на Жатвину
и на Круглый Год. Угадайная потеха была важной частью каждого праздника, но
самым важным событием она становилась на Отворенье земное и на Урожденье, ибо
считалось, что загаданные в эти дни загадки предвещают богатый или же скудный
урожай.
– СУЕВЕРИЕ, НЕ ИМЕЮЩЕЕ ПОД СОБОЙ НИКАКИХ ФАКТИЧЕСКИХ
ОСНОВАНИЙ, – объявил Блейн. – ДОСАДНОЕ И ОГОРЧИТЕЛЬНОЕ.
– Конечно, суеверие, – согласился Роланд, – но ты, пожалуй,
удивился бы, узнав, до чего же здорово загадки предсказывают, какой будет
урожай. Отгадай-ка вот такую: когда человек бывает деревом?
– ОЧЕНЬ СТАРО И НЕ СЛИШКОМ ЗАНИМАТЕЛЬНО, – сказал Блейн, но
все равно он явно был рад хоть что-то отгадать. – КОГДА ОН СО СНА. ЭТА ЗАГАДКА
ОСНОВАНА НА ИГРЕ СЛОВ, ТАК НАЗЫВАЕМОМ КАЛАМБУРЕ. ЕЩЕ ОДНА ЗАГАДКА ПОДОБНОГО
ТИПА ШИРОКО ИЗВЕСТНА В ТОЙ СФЕРЕ, ГДЕ РАСПОЛОЖЕНО НЬЮ-ЙОРКСКОЕ БАРОНСТВО. ВОТ
ОНА: КОГДА САДОВНИК БЫВАЕТ ПРЕДАТЕЛЕМ?
Ответил Джейк.
– Я слышал эту загадку в школе. Садовник бывает предателем,
когда продает нас Турции.
– ВЕРНО, – подтвердил Блейн. – ЧРЕЗВЫЧАЙНО ГЛУПАЯ ЗАГАДКА.
– Раз в жизни я с тобой согласен, корефан, – сказал Эдди.
– РОЛАНД, СЫН СТИВЕНА! Я ХОТЕЛ БЫ УСЛЫШАТЬ, КАКИЕ ЕЩЕ
ЗАГАДКИ ЗАГАДЫВАЛИ ВО ВРЕМЯ ГАЛААДСКИХ УГАДАЙНЫХ ПОТЕХ. МЕНЯ ЭТО ОЧЕНЬ
ИНТЕРЕСУЕТ.
– На Отворенье земное и на Урожденье в открытом по такому
случаю Зале Предков сходилось в полдень от шестнадцати до тридцати угадайщиков.
Лишь в такие дни туда допускали простой люд – купцов, крестьян, пастухов и
прочих, и тогда в Зале Предков яблоку негде было упасть.
Стрелок глядел мечтательно и отрешенно – такое выражение
глаз Джейк видел у него в туманной другой жизни, когда Роланд рассказывал ему о
том, как однажды со своими друзьями, Катбертом и Джейми, тайком пробрался на
галерею этого самого Зала, чтобы посмотреть на какой-то ритуальный танец. Они
тогда по следу Уолтера спустились под горы.
"Рядом с моими родителями сидел Мартен", – говорил
Роланд. – "Я узнал их даже с такой высоты, и один раз мать протанцевала с
Мартеном, медленно кружась, а остальные расступились, освобождая им место, и
зааплодировали, когда танец окончился. Но стрелки не хлопали…"
