– И ландшафт, и способ нашего передвижения по нему будут
меняться. Так бывает всегда.
Сюзанна отмахнулась от стрелка; "да иди ты!"
говорил этот жест.
– Ты прямо как моя маменька с ее "Бог не оставит".
– А разве не пекся Он о нас до сих пор? – серьезно спросил
Роланд.
Мгновение Сюзанна смотрела на него в немом удивлении, потом
запрокинула голову, и к небу взлетел ее смех.
– Ну, это, наверное, как посмотреть. Могу сказать только
одно, Роланд: если сейчас мы не оставлены Его заботой, то мне жутко не хочется
думать, что же будет, вздумай Он отпустить нас без призора.
– Эй, хватит вам, пошли, – вмешался Эдди. – Я хочу свалить
отсюда. Не нравится мне это место.
Эдди не кривил душой, однако дело было не в одной лишь
антипатии, какую внушала ему поляна. Молодой человек рвался ступить наконец на
заветную тропу, на хоронящуюся о чужого глаза дорогу, и сгорал от нетерпения.
Каждый шаг приближал Эдди к полю роз и царящей над его багряным простором
Башне. Не без некоторого удивления юноша понял, что намерен увидеть ее – или
погибнуть, добиваясь этого.
"Поздравляю, Роланд, – подумал он. – Дело сделано. Я
теперь один из обращенных. Ну, кто-нибудь, – аллилуйя!"
– Еще одно, пока мы не тронулись в путь. – Роланд изогнулся
и развязал сыромятный шнур на левом бедре. Затем он не спеша принялся
расстегивать пряжку револьверного ремня.
– А это что за фортеля? – поинтересовался Эдди.
Роланд выдернул конец ремня из пряжки и протянул портупею
юноше.
– Ты знаешь, почему я делаю это, – невозмутимо промолвил он.
– Надевай взад, старина! – Эдди пришел в страшное смятение;
в душе у него бурлили самые противоречивые чувства, а пальцы, даже сжатые в
кулаки, дрожали. – Что это ты, интересно знать, вытворяешь?
– Теряю по капле рассудок. Покуда моя внутренняя рана не
закрылась, если она вообще когда-нибудь закроется, негоже мне держать у себя
револьвер. И тебе это известно.
– Возьми, Эдди, – спокойно сказала Сюзанна.
– Да если б вчера вечером, когда на меня кинулась та летучая
мышка, у тебя не было этой гадской железяки, утром не было бы меняот носа и
выше!
В ответ стрелок продолжал протягивать юноше револьвер. Его
поза выражала готовность простоять так в случае необходимости весь день.
– Хорошо! – выкрикнул Эдди. – Хорошо же,черт побери!
Выхватив портупею у Роланда, он несколькими резкими
движениями застегнул ее у себя на талии. Эдди полагал, что должен бы испытывать
облегчение – не он ли посреди ночи смотрел на револьвер, лежавший так близко к
руке Роланда, и раздумывал о том, что может произойти, если Роланд
действительносъедет с катушек? Разве не преследовали те же мысли и Сюзанну? Но
облегчения не было. Лишь страх, чувство вины и странная щемящая печаль,
чересчур глубокая, чтобы заплакать.
Без револьверов Роланд выглядел так непривычно.
Так неправильно.
– Все? Доволен? Пушки у раздолбаев-ученичков, учитель
безоружен – теперь-то мы можем идти? А если из кустов на нас вылезет
какая-нибудь здоровенная гадина, ты, Роланд, всегда можешь бросить в нее нож.
– Ах, да, – пробормотал стрелок. – Чуть не забыл. – Он
достал нож из кошеля и рукояткой вперед протянул Эдди.
– Да это же курам на смех!– заорал тот.
– Жизнь сама по себесмешна.
– Угу! Запиши это на открытку и пошли в "Ридерз
дайджест", едрена вошь. – Эдди со злостью сунул нож за пояс и вызывающе
взглянул на Роланда. – Теперьмы можем идти?
– Есть ещеодно.
– Еж твою двадцать!
Губы Роланда снова тронула улыбка.
– Шучу, – сказал он.
У Эдди отвисла челюсть. Сюзанна опять захохотала, и ее смех
рассыпался в утренней тишине подобно мелодичной трели колокольчика.
Глава 31
Почти все утро они потратили на преодоление зоны разрушений,
служившей к защите медведя-великана. Однако идти руслом Луча было немного
легче, а едва бурелом и заросли кустарника остались позади, большой лес вновь
вступил в свои права и появилась возможность прибавить ходу. Справа деловито
бежал ручей – тот самый, что пробивался из каменной стены на треугольной
поляне. Вобрав воды нескольких ручейков поменьше, он теперь шумел громче.
Здесь, в этой части леса, тоже водились звери; путники слышали, как они ходят в
чаще, занятые своими повседневными делами, и дважды видели маленькие стайки
оленей. Один самец, вопросительно поднявший голову, увенчанную благородной
короной ветвистых рогов, с виду тянул фунтов на триста. Снова начался подъем.
Ручей отвернул в сторону от тропы. И, когда день уже клонился к вечеру, Эдди
кое-что увидел.
– Может, остановимся? Передохнем?
– А что такое? – поинтересовалась Сюзанна.
– Да, – согласился Роланд. – Остановиться можно.
Внезапно словно тяжесть легла Эдди на плечи – он
почувствовал присутствие Генри. "Ах ты, пусенька ты наша! Пусенька сто-то
угляделя на делевце? Постлогать нашей кусеньке захотелось? А, тютя? У-у, какая
ХОЛЕСЕНЬКАЯ СТУСЬКА!"
– Да это не обязательно.В смысле, дело-то пустяковое. Я
просто…
– …что-то увидел, – закончил за него Роланд. – Что бы это ни
было, прикуси свой неугомонный язык и ступай возьми, что приметил.
– Да ей-богу же, ничего особенного. – В лицо Эдди бросилась
теплая кровь. Он постарался отвести взгляд от ясеня, привлекшего его внимание.
– Неправда. Оно тебе нужно, а это далеко не ничего. Раз оно
потребно тебе,Эдди, оно потребно и нам.А вот кто нам ни к чему, так это
человек, не способный избавиться от бесполезного груза воспоминаний.
Теплая кровь стала горячей. Еще мгновение Эдди стоял,
уставив пылающее лицо в землю, и ему казалось, будто блекло-голубые снайперские
глаза Роланда заглянули прямо в его смятенную душу.
– Эдди? – с любопытством спросила Сюзанна. – Что ты, милый?
Ее голос придал молодому человеку храбрости, которой ему так
не хватало. Потянув из-за пояса нож Роланда, Эдди направился к стройному
прямому ясеню.
– Может, ничего, – пробормотал он и заставил себя добавить:
– А если не изговняю, может, и до фига как много.
– Ясень дерево благородное и силою наделено в достатке, –
заметил Роланд у юноши за спиной. Но Эдди едва ли слышал его. Насмешливый,
задиристый голос Генри исчез, а с ним исчез и стыд. Мысли молодого человека
занимала теперь лишь ветка, несколькими минутами раньше привлекшая его
внимание. Там, где эта ветка, утолщаясь, врастала в ствол, образовалось
небольшое вздутие. Это-то утолщение странной формы и было нужно Эдди.
