"Ему нужен я. Убежать я не могу. Войти туда –
самоубийство… не войти – безумие. Ведь где-то в недрах этого дома есть запертая
дверь. У меня ключ, который ее откроет, и единственное, на что я могу
надеяться, единственное мое спасение – за этой дверью".
Джейк с замиранием сердца в упор разглядывал Особняк. Дом
буквально кричал о своей аномальности, опухолью взбухая посреди заросшего
буйными сорняками двора.
Одолев неторопливым шагом по послеполуденному солнцепеку
девять бруклинских кварталов, братья Дийн вступили, наконец, в ту часть города,
которая, судя по именам на вывесках больших и маленьких магазинов, несомненно,
и носила название Голландский Холм. Сейчас они стояли посреди квартала, перед
Особняком. Удивительное дело: дом, пустовавший, видимо, уже много лет, почти не
пострадал от рук вандалов. А ведь когда-то, подумал Джейк, это действительнобыл
особняк, где со своими многочисленными чадами и домочадцами жил, допустим,
какой-нибудь состоятельный негоциант. В те давно минувшие дни дом, должно быть,
исправно белили, но теперь он был неопределенного грязно-серого цвета. Давно
повышибали окна, размалевали аэрозольными красками облезлый штакетник – но сам
Особняк стоял нетронутый.
Ветхий, полуразвалившийся, горбатый – не дом, а вернувшийся
дух давно сгинувшего дома, – вырастал он из бугристой земли захламленного
дворика, залитого горячим светом, и Джейку ни с того ни с сего представился
прикинувшийся спящим злобный и опасный пес. Крутая крыша Особняка нависала над
покоробленными, занозистыми досками парадного крыльца, как насупленные брови.
На окнах без стекол (в некоторых, точно полоски омертвелой кожи, еще висели
древние портьеры) – покосившиеся ставни, в прошлом зеленые. Слева от здания
отставала не первой молодости деревянная решетка, которую ныне удерживали не
гвозди, а стелющиеся по ней пышные плети безымянных и непонятно почему
вызывающих омерзение вьющихся растений. Джейк заметил две таблички – одну на
лужайке, другую на двери – но разобрать, что на них написано, со своего места
не сумел.
Дом был живой.Джейк знал это, он чувствовал, что Особняк
насторожился и внимательно следит за ним; эта настороженность дымком курилась
над досками и горбатой крышей, потоками изливалась из черных оконных впадин.
Мысль о том, чтобы приблизиться к этому жуткому месту, страшила; мысль о том,
чтобы войти,наполняла мальчика невыразимым ужасом. Но деваться было некуда.
Джейк расслышал басистое сонное жужжание – так гудит в жаркий летний день
пчелиный улей – и на миг испугался обморока. Он закрыл глаза… и его голову заполнил
тотголос.
"Ты долженпридти, Джейк. Ты вступил на тропу Луча, на
путь Башни, в пору своего Извлечения; будь честен и прям, будь стоек и
терпелив, приди ко мне".
Страх не проходил, зато жуткое ощущение подступающей паники
исчезло. Джейк вновь открыл глаза и увидел, что он – не единственный, кто
чувствует энергетику и пробуждающееся сознание дома. Эдди явно хотелось отойти
от забора; он повернулся в сторону Джейка, и тот разглядел под зеленой косынкой
парнишки его глаза – большие и тревожные. Старший брат схватил Эдди и толкнул к
заржавленной калитке, однако слишком уж вяло и неохотно для полноценной
подначки; каким бы бестолковым и тупым ни был Генри, ему Особняк нравился не
больше, чем Эдди.
Братья отошли подальше и некоторое время стояли, глядя на дом.
Джейк не мог разобрать, о чем они говорят, но голоса звучали испуганно и
тревожно. Джейк вдруг вспомнил, что сказал ему во сне Эдди: "Только помни:
здесь опасно. Будь осторожен… и не зевай".
Внезапно настоящий Эдди – тот, что стоял через улицу, – повысил
голос настолько, что Джейку удалось разобрать слова. "Может, хватит,
пойдем домой, Генри? А? Пожалуйста.Мне тут не нравится". Тон был молящий.
– Нюня сраная, – фыркнул Генри, но Джейк подумал, что слышит
в голосе Генри не только снисходительность, но и облегчение. – Хрен с тобой,
айда.
Братья двинулись прочь от развалюхи, по-звериному сжавшейся
в комок за покосившимся шатким забором, к мостовой. Джейк попятился, отвернулся
и, уставясь в витрину захудалой лавчонки, именовавшейся
"Комиссионный", стал следить, как Эдди и Генри – смутные призрачные
отражения, наложенные поверх древнего пылесоса "Гувер", – переходят
Райнхолд-стрит.
– Ты уверен,что там правда нету привидений? – спросил Эдди,
когда ребята очутились на том тротуаре, где стоял Джейк.
– Видишь, какое дело, – сказал Генри, – сходил я сюда еще
раз, и теперь уж не поручусь. Ей-богу.
Они прошли у Джейка за спиной, не взглянув на него.
– А ты б согласился туда зайти? – спросил Эдди.
– Не-а, хоть мильен долларов выложи, – сразу ответил Генри.
Они свернули за угол. Джейк отлепился от витрины и украдкой
бросил им вслед быстрый взгляд. Мальчики удалялись по тротуару той же дорогой,
что пришли. Увалень Генри брел, едва переставляя ноги, обутые в говнодавы со
стальными носами, и сутулясь, как человек много старше его лет, а рядышком
шагал Эдди – парнишка в отличие от брата двигался ловко, с безотчетной грацией.
Мирно слившиеся длинные тени бежали за ними по мостовой.
"Домой пошли, – подумал Джейк, и одиночество
захлестнуло его такой мощной волной, что мальчику почудилось – она сомнет его.
– Поужинают, сделают уроки, поспорят, что смотреть по телеку, и лягут спать.
Может, Генри дрянь и хамло, но они, эти двое, живут своей жизнью – нормальной,
обычной, понятной жизнью… и сейчас возвращаются в нее. Интересно, они хоть
понимают, какие они счастливчики? Эдди – пожалуй".
Джейк отвернулся, поправил лямки ранца и перешел
Райнхолд-стрит.
Глава 25
На пустынном лугу за хороводом камней Сюзанна почувствовала
движение – шелест, шорохи, порывистое дуновение.
– Что-то на подходе, – напряженно проговорила она. – Шустро
катит.
– Ты, гляди, поаккуратней, – сказал Эдди, – но ко мне его
тоже не пускай. Ясно? Не подпускай его ко мне.
– Слышу, не глухая. Ты своимделом занимайся, а уж я сама
разберусь.
Эдди кивнул. Он стал на колени посреди круговины и вытянул
вперед руку с заостренной палочкой, словно оценивая, хорошо ли та заточена.
Затем опустил руку и провел на влажной земле темную прямую линию.
– Роланд, приглядывай за ней…
– Пригляжу, если смогу, Эдди.
– …но не подпускай ко мне эту тварь. Джейк идет. Чес-слово,
идет, псих ненормальный.
На глазах у Сюзанны травы к северу от вещуньиной круговины
разделила длинная темная межа – что-то вспарывало зеленый ковер, прокладывая
борозду прямо к кольцу камней.
– Приготовься, – велел Роланд. – Оно кинется на Эдди, и
одному из нас придется отвлечь его.
