– Говна-пирога! – фыркнул один из близнецов. – В
бесплодные-то земли! Ничеготуда не ходит! Кто ж там может жить? Никто!
Мерси повернулась к нему.
– Нешто поезд живой, Тилл Тадбери? – осведомилась она. –
Нешто машина хворает, покрывается язвами, мается рвотой?
"Ну-у, – подумал Эдди, – а как же медведь?.."
Поразмыслив еще немного, он счел за лучшее промолчать.
– Мы бы слышали его, – горячо настаивал второй близнец. –
Шум навроде того, про какой завсегда толкует Сай…
– Про бумс врать не буду, грохоту сей моно не учинял, –
признала Мерси, – а гул шел, сама слыхала; так гудело, будто где недалече
молонья ударила. И слыхала я оный гул о ту пору, как сильный ветрище с городу
налетал. – Она задиристо выставила подбородок и прибавила: – А как-то раз, в
ночь, когда вихорь Большой Чарли чуть не сдул звонницу с церкви, слыхала и
бумс. Далеко-далеко. Колес за двести отсюда. А то и за двести пятьдесят.
– Брехня! – воскликнул другой близнец. – Чай, травы
нажевалась, оттого в ушах и гудело!
– Я тебяразжую, Билл Тадбери, коли не заткнешь хрюкало. Не
тебе говорить почтенной женщине "брехня"! Что…
– Уймись, Мерси! – прошипел Сай, но Эдди слушал этот обмен
деревенскими любезностями вполуха. То, что сказала слепая, не казалось ему бессмыслицей.
Конечно,никакого акустического удара в Речной Переправе не слышали – ведь в
черте города поезд только начиналразгон. Эдди не мог точно припомнить, какова
скорость звука, но ему казалось, что она составляет приблизительно шестьсот
пятьдесят миль в час. Чтобы набрать такую скорость, поезду, стартующему с
мертвой точки, требуется некоторое время, и в миг прохождения звукового барьера
он неизбежно оказывается за пределами слышимости… если только в силу действия
случайных факторов слышимость не улучшится, как, по утверждению Мерси,
произошло в ночь, когда налетел загадочный "вихорь Большой Чарли".
Здесь крылись определенные возможности. Блейн Моно, конечно,
не лендровер, но может быть… может быть…
– Ты уже семь, не то восемь лет не слыхала, как шумит этот
поезд, саи? – спросил Роланд. – А может, куда больше?
– Никак невозможно, – возразила слепая. – Ведь последний-то
раз пришелся аккурат на тот год, когда у старого Билла Маффина завелась болесть
в крови. Бедняга Билл!
– Тому уж скоро десять лет, – прибавила тетушка Талита
странно мягким голосом.
– Чего ж ты столько годов молчала про то, что слыхала такое?
– спросил Сай. Он посмотрел на стрелка. – Нельзя верить всему, что она болтает,
ваша милость. Ее, Мерси мою, хлебом не корми, дай покрасоваться.
– Ах ты, горшок с помоями! – вскричала та и звонко шлепнула
Сая по руке. – Тебя жалеючи молчала – больно ты своей байкой гордишься, не
хотелось ее затмевать. Но теперь как же я смолчу, коли оно важно!
– Я верю тебе, саи, – успокоил слепую Роланд. – Однако точно
ли ты с той поры не слышала моно?
– Нет, ни разочка. Сдается мне, он наконец прошел свой путь
до конца.
– Любопытно, – пробормотал Роланд. – Поистине, весьма и
весьма любопытно. – Он уперся взглядом в столешницу и погрузился в невеселые
раздумья, внезапно оказавшись за тридевять земель от своих собеседников.
"Чух-чух", – подумал Джейк и вздрогнул.
Глава 13
По прошествии получаса они вновь были на поселковой площади.
Сюзанна сидела в инвалидном кресле. Джейк подтягивал лямки ранца. Чик, который
по-прежнему держался чуть позади, внимательно наблюдал за манипуляциями
мальчика, сидя у самых его ног.
По-видимому, на торжественном обеде в маленьком райском саду
за церковью Крови Предвечной присутствовали лишь старейшины: когда путники
вернулись на площадь, там их поджидало еще с десяток человек. Они скользнули
взглядом по Сюзанне, чуть пристальнее посмотрели на Джейка (очевидно, его
молодость представляла для них несравненно больший интерес, чем ее темная
кожа), но цель их появления не вызывала сомнений: они пришли увидеть Роланда; в
их изумленных глазах светилось древнее, почти первобытное благоговение.
"Он – живой осколок прошлого, которое они знают лишь по
легендам, передающимся из уст в уста, – подумала Сюзанна. – На него смотрят
так, как верующие смотрели бы на святого – Петра, Павла или Матфея – если бы
тому вздумалось в субботний вечер заглянуть к ним на ужин и за тушеными бобами
рассказать о том, каково было бродить с Иисусом-Плотником вкруг моря
Галилейского".
Повторилась завершившая трапезу церемония. На сей раз в ней
приняли участие все без исключения уцелевшие жители Речной Переправы. Шаркающая
вереница стариков потянулась к гостям; пожав руку Эдди и Сюзанне и чмокнув в
лоб или щеку Джейка, они преклоняли колена перед Роландом, чтобы получить его
благословение. Мерси порывисто обняла стрелка и уткнулась слепым лицом ему в
живот. Ответив объятием на объятие, Роланд поблагодарил ее за рассказ.
– Неужто не заночуешь, стрелок? Не успеешь оглянуться,
солнце зайдет, а ведь я поручусь, что и ты, и твои люди давненько не ночевали
под крышей.
– Благодарствую, саи, это верно, однако задерживаться нам
нельзя.
– Воротитесь, коли сможете, стрелок?
– Да, – ответил Роланд, но Эдди, даже не заглядывая в лицо
своему удивительному другу, понял: они навсегда прощаются с Речной Переправой.
– Коли сможем – вернемся.
– Ах… – Мерси в последний раз сжала его в объятиях и пошла,
держась за коричневое от загара плечо Сая. – Доброго пути!
Последней подошла тетушка Талита. Она хотела было исполнить
обряд, но Роланд остановил ее, взяв за плечи:
– Нет, саи. Не ты. – И на глазах у изумленного Эдди он сам
опустился перед ней на колени в пыль площади. – Благослови, праматерь.
Благослови нас всех на нашем пути.
– Быть посему, – отвечала тетушка Талита без удивления,
глядя сухими глазами, и все же голос ее вздрагивал от сильного, глубокого
чувства. – Я вижу, у тебя верно сердце, стрелок, без измены и обмана, и
старинный обычай своего племени ты блюдешь изрядно. Благословляю тебя и твоих
людей и буду молиться о том, чтобы с вами не приключилось ничего дурного.
Теперь, коли пожелаешь, возьми вот это. – Старуха сунула руку за лиф линялого
платья, вытащила серебряный крест на тонкой серебряной цепочке из мелких звеньев
и сняла его с шеи.
Настал черед Роланда дивиться.
– Да стоит ли, саи? Я приходил не затем, чтобы обобрать вас,
праматерь.
– Стоит, стоит. Более века я ни днем ни ночью не
расставалась с этим крестом, стрелок. Отныне он твой. Когда-нибудь ты положишь
его к подножию Темной Башни и вымолвишь на далеком краю света имя Талиты Анвин.
– Старуха надела цепочку Роланду на шею. Крест упал в раскрытый ворот рубахи из
оленьей кожи, словно его место было там. – Теперь ступайте. Хлеб преломлен,
разговор состоялся, мы получили твое благословение, а ты – наше. Ступайте, да
минует вас в дороге беда. Будьте стойкими и верными, не отступайтесь. – Голос
тетушки Талиты дрожал и на последнем слове сорвался.
