Они бы в тот день обошлись без еды и питья, лишь бы никто не трогал, но их подняли… Прибыл посыльный. Костю ждали в полку.
Решить вопрос: остаться ей жить пока у родителей или отправиться с ним в полк, для Юлии не составляло большого труда. Она приняла его не моргнув глазом. Быстро собрав свои вещички, вцепилась мужу в руку. Она не задавала вопрос, где это? А сказала:
— Я с тобой…
Её голос оборвался от страха. Услышав это Костя минутой назад собравшийся уговаривать жену пока остаться в доме родителей, мгновенно сдался.
— Хорошо, мне судьба дала шанс быть ответственным за тебя, значит, пойдём вместе.
Родители вынесли и положили к их ногам узел с приданным. Две подушки, одеяло, кастрюля, чайник и сковорода с чашками, да ложками.
— Забирайте, ваше. Не гневайтесь, чем богаты. Присядем на дорожку.
Посидели. Мама плакала и просила Костю приглядывать за дочерью, а Юля торопила время. Ей было совсем-совсем не страшно, даже наоборот. Она не сдержала счастливого смеха: "С ним на край света!" Последний раз переступив порог родительского дома, она беззаботно помахала провожающей её на крыльце семье рукой. "Пока! Пока!" Теперь они с Костей будут приходить сюда только в гости. А сейчас пора домой! В их с Костей дом.
Счастливые они, конечно же, не обратили внимание, как за ними с противоположной стороны улицы, с резного крыльца дома колбасника, наблюдала пара глаз. Парень кипел. Его лицо меняло краску, как у хамелеона из разъярённо багрового моментом превращаясь посеревшее и каменно-неподвижное. Как тут не заржать конём, если этот, неизвестно откуда свалившийся на его дорогу дубина военный, увёл невесту из-под носа. Откуда чёрт принёс этого голубоглазого дракона… Естественно, он, Петруха, ему не соперник. При оружии и должности, а то бы он ему показал… Злой огонёк жёг его душу. Злоба, распиравшая грудь, мешала соображать, иначе бы он возможно и понял, что мужчину себе выбирает женщина. И это именно так, ведь если даже её кидают в объятия мужчины насильно, именно у женщины есть выбор: убежать, убить его, лишить жизни себя или всё же подчиниться воле родителей, обстоятельствам и жить с ним. Но ему было не до дум. Он гадко ругался на себя и весь белый свет. Ещё бы, Юльку терять было жаль. Петруха догадывался, что распирающая его злоба только тогда исчезнет, когда он выбьет из обидчика дух. В горячке он отправился на заимку, достал спрятанный в щели там наган. Развернув тряпицу, проверил смазку: "Ничего поборемся. Теперь я тоже вооружён". Главное в таком деле — присмотреться и выследить. Присматривался недолго. Распирало. Решил пальнуть у дома. Прикинул, как и куда он будет отходить после выстрела, по какой дороге убегать. Теоретически всё было просто, практически выползали нюансы. Рутковский возвращался то не один, то поздно и издалека не видно. А уж если целиться, то непременно в висок. Он караулил его долго, хотел уже в бессилии отступиться, но повезло. Один и как на ладони. Прицелился и только собрался нажать спусковой курок, как навстречу мужу вылетела Юлька. Рука дрогнула. Прозвучал выстрел. С командира снесло фуражку. Петька видел, как тот здоровёхонький метнулся закрыв собой жену. Чертыхнулся и отплёвываясь побежал к коню и вскочив на холку, погнал на заимку.
Поняв что произошло, Костя с воплем метнулся к выскочившей навстречу ему жене. Вдавил в стену прикрыв собой, воспользовавшись отсутствием выстрелов сшиб на землю, навалившись на неё сверху. Прикрытая со всех сторон его телом, оглушённая выстрелами и происшедшим Юлия ничего не понимала. На шум прибежали бойцы. Только тогда он поднялся. Страх за Юлию взял его в панцирь, он еле разжал губы:- "Люлю, как ты?" Она бестолково кивнула, говорить не могла. Отправив её в дом. Он занялся разбором. Прикинув угол и направление стрельбы организовали поиск и погоню. Рутковский интуитивно понимал, что это не "бандитская пуля", а что-то другое. Предчувствие не обмануло. Окружив и разглядев объект агрессии, посоветовал "колбаснику" кинуть наган и не отстреливаться. Тот давясь злобой подчинился. Соскочив с коня, Рутковский подошёл к парню и велел держащим его бойцам отпустить. Развернувшись врезал колбаснику со всей силушки по морде.
— Скотина, а если б в девчонку попал?
Пётр отирая кровь рукавом с разбитой губы поднял руки и отвернулся.
— Заело? Опусти руки, придурок, живот вон голый простудишь.
Тот хмыкнул и опять вытер рукавом кровь. Солдаты посмеиваясь уткнулись в гривы лошадей. А Рутковский продолжал:
— Ну застрелил бы ты меня и что? Думаешь — она к тебе б пошла?… Да ни за что… Пойми, дурья башка, она любит меня и скорее руки на себя наложит, чем пойдёт за другого.
У Петрухи прорезался голос.
— Кто б ей дал руки-то накладывать… Связали б и заставили. Для понятливости вожжами прошлись. Здесь разговор короткий… Кто их баб в нашей глуши за людей-то считает, — бурчал он отплёвываясь. — По твоим понятиям в каждой избе не по одному покойнику лежало бы. Живут себе и как положено детей рожают.
— Придурок, не каждую бабу удержишь около себя вожжами. Юленька не по твоим зубам, — сунул Костя ему под нос скрученную плётку. — Смысла в насилии с женщинами нет. Баба сладка в любви и согласии, а не в ненависти.
Тот отшатнулся. Но всё же буркнул:
— А ты знаешь?
— А как же, она слишком хороша для тебя.
— А для тебя в самый раз? — сплюнул Петруха. Он чувствовал себя скверно. Ни завладеть понравившейся девкой, ни наказать обидчика он не смог.
— Вот именно. Ищи свою судьбу в другой стороне. Смею тебя заверить, что искренне буду рад твоему счастью.
— Тебя не спросил… — завопил парень вдруг исступлённо.
— Ну вот что, мне некогда с тобой лясы точить. Ещё раз сунешься… В общем так — случится по твоей вине с ней или со мной что-то, от вашего рода и следа не останется — обещаю. Тебе лично повыдёргиваю ноги оттель, откель они у тебя произрастают. Будешь ползать на пузе. Ясно? А сейчас пошёл вон. Пропустите его.
Петруха вытаращился на него: "Отпускает? Не ослышался?" Минуты бежали в тревожном ожидании. Идти бы, а ему страсть как хотелось укусить командира конников.
— Ты мне не нравишься…,- буркнул "колбасник", подбирая сопли и стараясь выглядеть невозмутимым.
— Надо же… Ну уж какой есть, — хмыкнул тот. — Вряд ли мне захочется скрести для тебя обаяния. Чем острить лучше запомни — я великодушен только раз. Сделай нас обоих счастливыми — исключи второй раз.
Уголки его губ дрогнувшие в усмешке жёстко застыли. Петька поёжился, каменное спокойствие командира леденило душу. Петруха моргал не трогаясь с места ожидая подтверждения своей свободы.
— Что стоишь, пошёл вон, — гаркнул на него Рутковский, и отправился не оглядываясь к своему коню.
Бойцы неодобрительно посмотрели на командира и расступились. Такую контру нельзя отпускать. Но перечить не стали, по уставу не положено. А он поймав их жаждущий расправы над врагом взгляд, достал портсигар, угостил бойцов и сам выудив папиросу, нетерпеливо прикурил, затянулся дымом и объяснил свою точку зрения внимательно смотревшим на него бойцам:
