Ночь опутывала паутиной, оголяя, как замёрзшие ветки страхи и предположения. Юлия действительно не находила себе места. Мечась от окон к двери, она почти была не жива. Сил ни плакать, ни жить не было, шевелиться тоже. Всё совершенно безразлично, безнадёжно. Плюхнулась лицом в подушку. Капает вода… Она не прикрутила душ… Но чёрт с ним, встать нет желания… Ах, как медленно тянется время! Может быть, часы не в порядке? Поднесла их к уху. Нет, идут. Узнав шаги, вскочила, понеслась, распахнула дверь быстрее нежели он взялся за ручку.
— Костя, милый! — Растерялась наткнувшись на букет невероятного размера. — Что это?
— Вот тебе на. Почему мой Люлюльчик на ногах, а не в постельке? — делано весело заявил с порога. — А это цветы… тебе… от Сталина…
Заметила сразу: на губах улыбка, а в глазах тревога и грусть. Выдохнула:
— От Сталина?… Вернулся, уже хорошо. Остальное переживём. Жарко, а ты до ушей по форме. Давай помогу раздеться.
Страх отвалился, боль исчезла. На сердце у неё стало так легко, что голова немного закружилась точно от бокала вина. Юлия бросила на стол букет и бабочкой летала около него помогая раздеваться. "Господи, спасибо! Куда не повернись, я везде твоя должница".
Освобождаясь от кителя попросил:
— Пойдём, искупаемся?!
— Тебе похоже не помешает, горишь весь.
Выпив бутылку минералки и натянув спортивные брюки, он объявил, что готов. Они, стараясь не топать, прошли по коридору и под бурчание дежурной: — Не спится им. — Взявшись за пальчики, пошли к воде. Море, серым атласным одеялом, лежало под ногами, края которого украшала плотная пена, напоминающая кружева. Костя, быстро освободившись от одежды, нырнул, а Юлия, как всегда замешкалась.
— Люлю, ну что же ты копаешься, иди. Вода парное молоко.
Не дожидаясь пока она доберётся до него, он ринулся к ней навстречу и, поймав, поцеловал в глаза. А, набрав в грудь воздуха и приготовившись к её реакции, прошептал:
— Меня отправляют в Варшаву министром обороны.
Она вздрогнула и, опережая его слова, оправдывая свою слабость, ответила:
— Прохладно.
Приложившись щекой и поелозив губами, ухватил мочку вспыхнувшего ушка он продолжил:
— Сама понимаешь, выбора у меня не было. Меня опять поставили перед фактом.
— Костя, не отчаивайся. — Понимая, что это попытка убрать его от войск, она всё же пыталась направить его мысли в другую сторону. — У них тоже нет выбора. Польша это опасная бомба замедленного действия. Англия не отступится в борьбе за неё. Им хочется посадить на Польский трон своего человека. Ты вспомни, что творили их приспешники при нашем приближении. Я помню, как отряды из армии Краёвой одевались в советскую форму и жгли сёла. Черчилль не пожалеет средств на подрывную деятельность там. Начиная с Тегеранской конференции между Союзом, с одной стороны и Англией с Америкой- с другой. Идёт скрытая и явная борьба за будущее Польши. Либо ей предстоит стать безропотной служанкой Англии. Либо… ты поможешь им обрести мощь. Так что ты будешь опять на переднем крае и во взрывоопасной обстановке.
— Я уже думал об этом. Начать с нуля и иметь результат, это всегда интересно. К тому же, меня, как я думаю, не зря в 45-ом приглашали на прощальный обед потсдамской встречи. Вероятно, ещё тогда строили в отношении меня какие-то планы, но обошлись, а теперь припёрло…
— Вот видишь, ведь для тебя главное быть в работе и полезным. Покажи им что ты каждый день, каждый час рад служить Родине, не важно где, главное творчески, талантливо и хорошо. А что от Москвы в такое время подальше, так в этом возможно наше спасение. Будем надеяться — Сталин тебя уважает и ты ему нравишься.
Он засмеялся и смех покатившись эхом застыл в скалах.
— Я что барышня, нравится?
Юля чмокнула его в нос. "Ему всё шутки шутить, но именно в этом его и притягательность".
— И вместе будем…
— Ты права.
Рутковский промолчал о начале разговора со Сталиным. Незачем её тревожить. За удовольствие надо платить, похоже, всю жизнь. Бить по нему кроме этой фронтовой истории больше нечем. Получается — Юлия права — камень для битья в их руки он вложил сам по собственному недомыслию. Расслабился с войной и забыл об осторожности, которую воспитал в себе находясь в "Крестах". Он, конечно же, нашёл отговорку и винит во всём "воробушка" и войну, только себя не обманешь. Ведь не придумай он воплощать в жизнь идею с сыном — проблемы бы не было. Им и ей не за что было бы ухватиться. Поигрались и забыли. Такой он не один. Как не крути, а перед семьёй страшно виноват. Ужасно подумать, какую боль это причиняет Люлю. А ведь, ничего бы не было не влезь он в ту историю. Идиот!
Сталин нравился ему и не нравился. Он не мог объяснить, как за одно и тоже можно любить и ненавидеть этого человека. Одна и та же черта характера вождя, но с разных позиций поднимала разные чувства к нему. Сквозь неутомимую энергию и деятельность этого человека просматривалась хищность, звериное чутьё и беспощадность. Именно это притягивало и отталкивало от него. Рутковский понимал: быть всегда пушистым и покладистым нельзя — страну профукаешь. Опять же, до всего руки не достанут, всех сердце не пожалеет, но…
Он очнулся от дум, в себя привёл голос жены.
— Костик, давай оставим недельку от отпуска и заскочим к дочери, надо проконтролировать Адку. Возраст сам понимаешь пиковый, а она вулканическая натура. Никогда нельзя угадать, что она сделает, если ей дать полную волю. Ну и рассказать ей о новости надо.
— Я не против. Она девочка напористая, но чересчур смелая, в этой её смелости есть что-то неправильное…
Обхватив ногами его талию и сцепив руки на шее, она качалась по волнам на его руках. В глазах отражались огоньки другого. Каждый тешился близостью другого. Каждый был благодарен другому за преданность и привязанность. Хмельная от ласк моря луна подглядывала через его плечо. Есть за чем. Зажмурив глаза, Юлия почувствовала его тёплые губы на своих. Невообразимая мощь желанных рук взяла её в плен. Не отталкивая, всё же пролепетала:
— Дочь заневестилась, а тебя куда несёт, вдруг увидит кто?
Он непроизвольно огляделся.
— Кто? Нет же никого. Что заневестилась, отлично, для нас хороший пример. Нырнём в нашу шальную юность. Я без ума от тебя.
— И я не меньше… — Прильнула, но тоже огляделась, проявляя осторожность, всё же по сторонам. Увидит кто, покрутит пальцем у виска и быть может будет прав. Серьёзные люди и вдруг такое легкомыслие.
Возвращались дурачась, устроив догонялки. Решив сдаться Юлия уступила остановившись. Естественно с выгодой. Захотелось покачаться на его руках.
— Фу, больше не могу, загонял, — хитро пропела она и прищурилась — поймёт или нет?
Он взяв её под локоть, расплывшись в не менее хитрой улыбке пробархатил:
