Юлия и так не бегала по подругам, а после его ухода — уединённость стала её постоянной спутницей. Она любила одиночество и теперь за них двоих свою семью и дом. Но спать ночами не могла… казалось просмотрит, пропустит его приход. Была безумно рада, когда ощущала его присутствие рядом. Они стояли у окна обнявшись или ложились рядышком и купая в нежности друг друга говорили, говорили. А утром он исчезал и она оставалась опять одна. Это не было сумасшествием, его держала рядом с ней любовь. Ей надо было отпустить, а она не могла и не хотела. Боялась, чтоб не спугнуть, об этом говорить с кем-то. Так и жила: ожидая ночи и его прихода. День борясь с собой и временем старалась поскорее прожить. Но жить без него — это не легкое дело. Не могла бывать там, где бывали с ним, встречаться с людьми говорившим о нём. Её приглашали на встречи, просили рассказать о Рутковском, но шла Ада. Юлия не могла говорить о Косте в прошедшем времени. Да и не любил он эти разговорные посиделки. На трибуне-то в праздники и то прятался за людьми, словно стесняясь тех погибших колонн бойцов. Не сразу заметила, что с Адой творится что-то не то. И это не только из-за смерти отца. Дочь всё чаще прятала грустные глаза. Потом догадалась. Ада была наполнена любовью родителей, видела их нежные жесты, улыбки, внимание друг к другу, страсть, поддержка и самопожертвования. В её же жизни был иной брак. Такая себе игра в одни ворота. И она была не готова воспринимать его в таком виде. Да и любить так как мать с полным доверием к любимому человеку, отдачей ему себя без остатка, она своего мужа не могла. Нет, сначала так и было, но потом поняла, что не за что. Она была похожа на птицу, у которой отрезали крылья. Для Юлии Петровны это было открытие. Как помочь дочери она не знала. Всё было совсем не просто… А тут со всех сторон начали наползать слухи. Словно кто-то по мановению волшебной палочки принялся вытаскивать из прошлого военную историю с "матрасом" и широко освещать. О красочных рассказах "воробушка" про безумную любовь к ней Рутковского передавались и народом и прессой, превратив тем самым жизнь Юлии и Ады в кошмар. Они обе тяжело переживали это. А дама ходила по ветеранским встречам и вечерам не с пустыми руками, нося фотографии. На тех фото они были вдвоём. Следом пошли в ход письма. Она декламируя читала их вслух. Юлия понимала, что барышня направляла такие титанические усилия с одной целью, из "подстилки" безумно хочется въехать в любовь. Смерть Кости развязала ей руки. К тому же Юлию не оставляла мысль, что ей усердно помогают. Иначе б давно заткнули и сидела б она на жёрдочке не чирикая. Как и все прочие бойцыцы её полёта. Но, как бы там не было, только вся её болтовня — неправда и Юлия не позволит ей насмехаться над памятью Кости. Юлия готова за него в огонь и воду. Но как остановить это безумие не знает… Легко сказать — не позволю, но что она может сделать. Пойти поговорить? Попросить? Напугать? Но с этой женщиной бесполезно говорить душой и сердцем, а Юлия не сможет заниматься разборками. Низко. Но что же делать, нельзя же просто наблюдать за тем, как она пользуясь его смертью, плетёт вокруг его имени паутину. К сожалению, люди обожают сплетни и дама играет на этом используя их любопытство к чужому грязному белью в своих интересах. Юлии рассказали, что та взяла моду приходить к его праху в кремлёвской стене и там тешить посторонних людей рассказами об этой чудной любви, в доказательство своих слов, демонстрируя письма и фотографии. "Это похоже на сумасшествие. Но "воробушек" не такая, с ума не сойдёт, скорее со всех нас сорвёт крышу по её милости. Значит, это опять какой-то дьявольский расчёт. У Кремля прохаживаются приезжие со всей страны. Следовательно, понесётся этот слух лавиной. Она наговорит им семь бочек арестантов. У женщины поразительные способности разносить сплетни. Какое-то извращённое удовольствие".
Юлия ещё не знала, что встретиться ей с "воробушком" всё-таки придётся.
Перестирывая и переглаживая его вещи много думала о вехах их с Костей жизни. Теперь она могла себе позволить это. Всё было прекрасно, пока служили на дальних гарнизонах. Откуда взяться аресту. В его пребывании в "Крестах" много тумана. У него не было врагов, только друзья. Вот-вот, значит, искать нужно среди них. Кому чужому он нужен… Что же могло послужить причиной? Пожалуй только профессиональная ревность и зависть. И если подумать, то такой человек был. Догадка чудовищна, но имеет шанс на существование. Да и тогда вся последующая жизнь Костика обретает свои углы. "Чего бы мне не подумать об этом раньше- и тут же одёрнула себя. — Он бы не поверил. Господи, как страшны люди, как тщеславны и мелочны они…"
Болит душа и никому об этом не расскажешь. Сестре просто стыдно, да и не привыкла жаловаться. "Всё хорошо, вот и весь разговор". Знакомым, — упаси бог. Лучше держать язык за зубами. Люди не всегда умеют хранить свои-то секреты не то что чужие. Да и нет у неё их. Привыкла в своём соусе мариноваться. Жёнам его друзей, нет-нет, хоть и собирались по праздникам, но близких отношений не было. Ей не по душе были все эти молодые подружки героических стариков. Что же делать, хоть об стенку бейся головой? Юлия расстроена до последней степени. Нельзя никому рассказать даже дочери. Она и так подзаведена лирическими разглагольствованиями "воробушка", а Юлии приходится делать равнодушное лицо и безразличный вид, чтоб она не наделала глупостей. "Не дай бог, Адка полезет с разборками. От той только перья полетят. С перьями чёрт с ней, но ведь шум поднимет". Позвонила Нине. Та всё бросила и примчала. Они сидели, напротив его фотографии в его кабинете и плакали. Юлия ревела рассказывая, а та слушая. Не выдержав та взвилась:
— Подруга, давай ей выщипаем кудрявые места, выловим и ввалим, а?
Юлия сквозь слёзы невольно улыбнулась.
— С ума сошла. Если б мне нужен был шум, я б Аде вожжи отпустила. Барышня б до конца жизни не захотела рот открывать больше. Ты ж мою дочь знаешь…
— Тогда я не знаю, как тебе помочь. Хотя рада, что выдавила из тебя улыбку.
— Никак. Мне невозможно помочь. Это чума. Она сожгла его. Доведёт до гробовой доски меня. Покуражится после нас и сойдёт на нет только может быть с её кончиной, если не выплеснет волну романтических воспоминаний боевой маменьки её дочь. Вот так! Так что я бессильна помочь себе, ему… Поговорили, ты пожалела меня и мне немного легче. Спасибо подруга, что ты у меня есть. Благодарна, что готова за меня в огонь и в воду.
— Тогда давай живи, жизнь продолжается… Не разрывай себе сердце. Ты нужна Аде, внукам. Неизвестно ещё как её жизнь повернётся. Она безумно любила отца, он был её палочкой выручалочкой, стержнем, солнышком… Не смотри на меня так, — предупредила она недовольный взгляд Юлии. — Я понимаю, ты имеешь надежды на её мужа, но, дорогая, мы с тобой знаем, что мужики ненадёжный народ, Рутковский твой и мой Саша редкое исключение. Приведи-ка мне пример, чтоб было женщине плохо, а муж подставил своё плечо или из лагерей дождался, куда она из-за него же попала. От верхушки и донизу — нуль. А зятёк твой вошёл в критический возраст. Тормоза, каким был Костик твой, Ада лишилась. Так что может быть всякое. Ты должна быть рядом и на подхвате.
— Я не думала об этом. Я не хочу думать о плохом…
— Удивила, кто хочет, но мы должны быть готовы к этому…
