— Любишь пиццу? — поинтересовалась она.
— Пожалуй, да, — расплылся в довольной улыбке он.
— Надо было сказать, я бы приготовила сама. Там время-то работы на полчаса. Дрожжи, мука, да растительное масло.
Он пожевал, пожевал и полез к ней с разговором:
— Лен, почему ты всё-таки не настояла на том, чтоб Долгов переехал к вам с Данькой, по-моему, он ждал от тебя этого?
— Я ж просила тебя, не начинать разговора о Долгове никогда. С ним не всё так просто, как и с его дискетой. — Наклонилась она над тарелкой, пряча взгляд. "Не объясняться же с ним, что из-за подсознательного протеста и желания принимать самостоятельные решения. Да и разве он поймёт".
— Хорошо, не обижайся.
Она встала, собрала посуду и, отправив её в раковину, занялась пиццей, положив на чистые тарелки куски и разлив сок по бокалам, расставила всё это на столе. Никита, не выдержав, дёрнул её за руку, усадив на колени.
— Ну с чего скажи на милость, напряглась опять вся? Я же должен знать его ошибки, чтоб не повторять их.
— Не повторишь, вы абсолютно разные. К тому же у нас с тобой ничего серьёзного не может начаться. Ешь, а то остынет.
Но Никита упёрся.
— Да чёрт с ней. Как ничего серьёзного, а что сейчас происходит между нами, это как называется, а?
Она мученически вздохнула.
— Никак. Никита не чуди. Ты заигрался и втянул меня. Я больше не желаю принимать участие в цирке, твоих сценках и это не каприз. У нас разный возраст и иные дороги.
Не желая её понимать, он ринулся в объяснения.
— Не пойму, что тебя смущает. Мой интерес к тебе? Но случается же, не объяснишь ни какими законами и учениями. Бывает красавица, но не нравится, а рядом вроде бы и не твоя пара и так себе, а ты жить без неё не можешь. Откуда это приходит? Если б знать…
— Ты прав не пара я тебе и вообще мне надо держаться от тебя подальше.
— Понятно, связисту против генеральских лампас не потянуть, — паясничал он, строя из себя обиженного.
— Ты всегда играешь. Предполагаю, что это происходит даже в постели. Тебе хочется быть лучшим и первым. Но это когда-нибудь надоест, и ты всех пошлёшь в преисподню. Пусти, я пиццу попробую, — выпалив это она поняла, что переоценила свои возможности.
Он убрал руки.
— Лен, ты чего?
— Ничего, ешь.
— Да пошла ты. — Оттолкнув тарелку, он громыхнул дном стакана о стол и, хлопнув дверью, ушёл в кабинет.
Она вздрогнула. Собралась бежать следом, но, совладав с собой, осталась на месте. Через силу, съев свой кусок, она долго и усердно мыла посуду. Потом принялась пылесосить кухню и в довершении всего стирать. Когда делать было уже больше нечего, пришлось покинуть кухню. На её глаза он больше не появился. В спальне его не было. Из неприкрытой двери кабинета пробивалась полоска света. Приятными манерами, как уже показало время, Кушнир страдал через раз, поэтому потихоньку неприятное ощущение отдалилось. Лена терпела до полуночи, потом раскрыв дверь застыла на пороге. Он работал за компьютером, недовольно оторвавшись, посмотрел на неё.
— Что вам Елена Максимовна?
В голове насмешничало: — "Для полноты впечатлений притопала?!" Это его "Елена Максимовна", зазвенело в ушах. В панике сжало горло: "Вот и всё!" Растерянность тоже дала свои плоды. Лена, сделавшись моментально пунцовой, съёжилась. Ей стало неловко за короткую рубашечку, голые плечи и ноги. Возраст враз придавил её. Справившись с дрожащими губами. Она, с ужасом обнаружив себя всё ещё стоящей перед ним, проглотила комок в горле, брякнула:
— Извини, теперь уже ничего. — Кровь отлила от лица и от сердца, словно на тело вылили ушат ледяной воды, а, потом, не дав прийти в себя, горячей. Развернувшись и мысленно обругав себя за глупость и несдержанность, и как могла быстро шевелить ногами, ушла в ванную. Логике это его поведение не поддавалось. Однако все точки расставлены и надо достойно пережить. Лена может заверить себя — валяться в его ногах она не будет, этого не произойдёт ни в коем случае. Но сейчас… Первое что сделала — спрятала лицо в ладони. От сжигающего на адском костре стыда. "Идиотка!" Постояла, немного отошла. Включила холодную воду, плеснула ледяные капли в опять пылающее лицо. Хотелось забиться в уголок как обиженному брошенному кутёнку и поскулить. Хотелось, чтоб пришёл с извинениями, приласкал. Не случилось. Сама ни за что! "Нет, старому возврата не будет. Мужчина не будет над ней больше никогда иметь такие права, как Долгов. И жить она будет по своему хотению и личным законам. А для этого никого нельзя впускать в сердце и серьёзно воспринимать. Поэтому нечего обижаться. Уйти сейчас тоже не лучшее, будет выглядеть глупо и по-детски. Надо подождать рассвета". Просушив полотенцем лицо, она прошла в спальню, легла на свою половину кровати и забралась с головой под одеяло. Никита так и не появился. Очнувшись утром, с больной головой, она первым делом посмотрела на вторую половину кровати. Парень спал на своём месте, обиженно дёргая губами. Аккуратно выбравшись и одевшись в свою шубку и брюки со свитером. Найдя свои на ровной танкетке сапоги, решив даже не тратить время на еду, сжевав на автовокзале какой-то чебурек с кофе «нескафе» в одноразовом стаканчике, выскользнула на улицу. Бежала поспешно, словно бы опасаясь со стороны Никиты преследования, а возможно и своей уступки. А уступать нельзя. Их разница в возрасте делает любое движение с её стороны — приставанием. В их ситуации может совершать действия навстречу он. Так она решила — будет правильным. Будь он её мужем или ровесником, она б нашла способ, как убрать его обиду или смягчить гнев и подластиться. На автовокзал добралась на такси. Сердце беспорядочно ухало. Настроения никакого. В довершение всего — зябко и пасмурно. Билета на ближайший рейс не было. Пришлось ждать, поэтому успела дожевать тот самый планируемый чебурек и допить тёмную жидкость именно из такого стаканчика, какой представляла. В дурно пахнущий вокзал идти не хотелось, поэтому стояла съёжившись под порывами зимнего ветра. В автобусе было не слаще: мерзко и холодно. Замёрзли ноги, почему-то сразу намокнув. Лена, ёжась от холода, постукивала нога об ногу, проклиная всё. На первой же остановке в салон вдруг вошёл Никита. Молчком взял за руку и вывел, махнув водителю рукой, чтоб ехал. Так же молчком, затолкал её в машину. Увидев его входящим в автобус, Лена даже не сопротивлялась. Какой толк при чужих людях шум поднимать. Но, очутившись в тёплом просторном салоне, она резко выдернула руку и принялась истерически орать:
— Отпусти и нечего тут командовать. Женой своей будешь, если позволит, понял?
— Надо было ещё одну остановку, чтоб ты в нём проехала, тогда уж точно болтать, в ледышку превратившись, не смогла. — Раздражённо буркнул он. Расстегнув замки на сапогах, он вытянул её ноги к себе и принялся растирать ступни. — Ума ноль. В капроне, двинуться в такую дорогу. Тебе сколько лет, кукла?
О! Опять её возраст ему надо пнуть. Ответ последовал моментально.
